складывал в кучу, таскал сено скотине, стелил солому в хлевах. С работой справлялся, времени хватало и отдохнуть. Другие работники не трогали мальчишку, хотя многим хотелось переложить часть своих забот на парнишку. Боялись Евсея. Помнили случай, после которого на Евсея стали смотреть с уважением.

Как-то Евсей с братом поздно вечером шли с реки мимо компании подвыпивших парней. Среди них был деревенский кутила, силач и первый забияка — Маркел Дронов. Парни сидели в ожидании девчат, не упускавших случая сбегать на вечёрку и потанцевать под гармошку Ваньки Хомутова. Ловко обращался Ванька с гармошкой, наловчился так перебирать кнопочки, что чертям тошно было. Все ребята были из района Мамаевки, а значит, имели повод придраться ко всем, кто из другого района. Евсей жил на Тарае у лавочника Хрустова.

— Эй, стой! Ты чего здесь ходишь, как у себя дома? — начал Маркел.

Евсей остановился. Бегать от кого-либо он не собирался, хотя в кулачных потехах не был мастером. Приходилось в детстве драться со сверстниками, так это просто была забава, а здесь целый медведь перед ним.

— Давай сойдёмся на кулачки, если побьёшь меня, будешь спокойно здесь ходить, — улыбнулся Маркел.

Он говорил заносчиво ещё и потому, что Евсей на полголовы был ниже его. Парни посмеивались, лузгая семечки.

— Чего, боишься на кулачки, может, тогда с твоим братом стукнемся, он посмелее будет?

Толпа захохотала. Видя такую поддержку, Маркел ещё больше расходился.

— Ладно, давай сначала ты меня вдарь, а там посмотрим: может, ты баба в штанах, а не мужик.

Хохот разозлил Евсея, он хоть и не был велик, но скроен и сшит ладно, и рука у него была тяжёлая. Всё произошло мгновенно, Евсей всю свою злость вложил в удар, и попал удачно — прямо в подбородок. Маркел, словно подрубленное дерево, упал на дорогу прямо лицом в пыль. Когда он очухался, Евсея с братом уже не было.

— Что это было? Чем это он вдарил?

Над Маркелом никто не посмел смеяться, но деревенская молва быстро разнесла новость по селу. С тех пор к Евсею больше никто и не пытался приставать, а Маркел как-то встретил его, обнял, похлопал по плечу и сказал:

— Уважаю. Ты не бойся, тебя и твоего брата никто больше не тронет.

Евсей улыбнулся ему.

— Ну, ты врезал мне! Никто никогда так не бил! Уважаю! — Маркел, казалось, был даже доволен, что получил такой отпор, но характера не поменял и оставался всё таким же гулякой и дебоширом, но с Евсеем сблизился.

Вскоре Евсея с мужиками отправили на лесозаготовку. Лес готовили недалеко от реки. Таскали лошадьми на берег, на льду вязали небольшие плоты, чтобы весной по большой воде сплавить их до места. Поначалу молодые крепкие парни работали с шутками-прибаутками, но со временем замолчали. Работа вытягивала силы, а кормёжка была не ахти какая. Лавочник Хрустов для промысла выделил ружьё, которое доверил Евсею:

— Нужно будет мясо, добудешь для компании, работа тяжёлая, я знаю, сам прошёл всё. Только береги ружьё, цены немалой, две коровы стоит, не дал бы, да только без него в лесу нельзя.

Евсей добыл лося только через неделю охоты. Маркел ворчал:

— Видно, охотник ты никудышный.

— А лес — это не хлев, пошёл да забил, походить надо и поискать. Да и вы шумом всё зверьё поразогнали, даже следов не видно.

Нашёл зверя Евсей в густых пихтачах, достаточно далеко от заготовщиков. Одним выстрелом завалил молодого сохатого. Разделав лося, охотник взял мяса, сколько мог унести, и быстро направился к месту стоянки.

За остальным мясом ехали на санях. Снег был невелик, и лошадь шла ходко. Из чащобы мясо выносил Маркел как самый крепкий из всей ватаги.

— Молодец, братушка. — Так звал Маркел товарища, передразнивая Родиона. — Теперь повеселимся ложками. Ещё бы четверть самогона на каждый глаз, и можно лес валить.

— Таскай, а то вечереет уже, скоро темно будет.

Приехали уже в глубоких сумерках. Кашевары сразу взялись за дело. Мужики дружно потянулись к столу, застучали деревянные ложки по одной большой миске, из которой ужинали все вместе. Ели мясо молча, наскучались на постной каше. Кашевар взял заднее стегно и вынёс на мороз, чтобы завтра порадовать работников деликатесом — строганиной. Мало, что может сравниться с тонкими кусочками мяса, наструганными ножом и сдобренными солью.

После еды пошли разговоры, послышался смех — полегчало.

2

Родион до обеда управлялся со скотиной, а потом помогал на кухне поварихе Никитичне, готовившей еду для работников и отдельно для семьи хозяина. Мальчик колол и носил дрова, которых требовалось много не только для кухни, но и для отопления дома. Там стояло две печки — дом большой. Потом запрягал лошадь в сани с большой деревянной бочкой и ехал за водой на реку. Ведром из проруби набирал бочку, закрывал чистой мешковиной, чтобы вода не плескалась, и домой вёл коня в поводу. Воды требовалось тоже много, одной поездкой не обойдёшься, приходилось каждый день раза два-три наведываться к проруби. Родион наловчился делать работу быстро, и у него оставалось немного времени, чтобы послушать добродушное ворчание поварихи, а в награду получить кружку молока, горячий кусок хлеба или какую-нибудь постряпушку. Потом посидеть в уголочке, погреться, а то и подремать несколько минуток.

Однажды Родион уснул за печкой. Он проснулся, когда его стали дёргать за рукав, открыл глаза и увидел хозяйскую дочь. Девочка с любопытством разглядывала человека, которого она до этого видела только в окно. Ей было годика четыре. Наряженная в платьице с длинными рукавами, из-под которого виднелись беленькие аккуратные катанки, она была похожа на ангела с картинки. Светлые густые волосы были заплетены в две косички и уложены калачиком.

— Ты кто? — спросила девочка, удивляясь своей находке.

— Я Родион, — ответил мальчик, разглядывая ребёнка.

Он тоже видел эту девочку издалека, знал, что это младшая, и единственная, сестра Нестора, сына хозяина. Нестор был уже достаточно взрослый, работал в лавке у отца, а девочку всюду сопровождала молодая женщина. Сама хозяйка, по слухам на кухне, постоянно болела и появлялась на людях очень редко.

— Родионами зовут больших дядьков, а ты ещё не большой дядька, — усомнилась девочка.

— Тогда просто Родька.

— Родька, а можно я с тобой посижу в уголке, мне так хочется.

— Здесь грязно для тебя, испачкаешься.

— Мне так хочется, — повторила девочка.

— Ну, иди, если тебя не заругают.

Он выбрался из угла, уступая ей место. Девочка, придерживая платье, пролезла в угол и присела на перевёрнутую деревянную кадушку.

— Здесь хорошо, — заявила маленькая хозяйка и стала разглядывать стены,