— Вот где Нестор сетки берёт на голову.

— Тебя как звать? А то я не знаю, — спросил Родион.

— Лизавета, только матушка зовёт просто Лиза. А ты как будешь меня звать?

Родион растерялся и промолчал.

— Если будешь со мной дружить, то зови меня как хочешь. Ты будешь со мной дружить? — Девочка пристально посмотрела на Родиона.

— Если тебе позволят со мной дружить, тогда буду.

— Конечно, позволят, — заявила Лизавета.

— Лизавета! Девочка, ты здесь? — раздался испуганный голос.

На кухню забежала няня девочки и посмотрела по сторонам. Её испуганное лицо было жалким и вызывало сострадание.

— Мальчик, ты не видел девочку здесь, маленькая такая? — спросила с надеждой она.

— Я здесь, — откликнулась Лиза.

Няня оттолкнула Родиона и, заметив девочку, накинулась на мальчика:

— Ты зачем её туда затолкал?

— Это я сама залезла, он мне просто уступил место. Не ругайся, Аннушка, — обратилась Лиза к няне по имени.

— Лапушка, да там грязно и пыльно, там и мыши живут.

— Мышков я не видела, только сеточку. Хочу мышков посмотреть.

— Они страшные, хвостатые!

— Хвост как у нашей кошки, что ли?

— Пойдём, а то матушка будет сердиться. — Аннушка потянула девочку домой.

— Родя, ты мне мышку поймаешь? — крикнула Лизавета и скрылась за дверью в другом конце коридора, куда работникам ходить не разрешалось.

— Ишь ты, мышку? Испугаешься небось.

Через несколько дней Лиза опять появилась на кухне, опять потихоньку сбежала от няни. Нашла Родиона в потайном уголочке, заулыбалась:

— Аннушка меня не пускает сюда, но я потихонечку ушла, пока няня разговаривает с матушкой. Смотри, что у меня есть. — Из складок на платье она вытащила пряник и протянула мальчику.

— Это мне?

— Тебе, у меня ещё есть. — И она достала другой пряник.

Они сидели рядышком и ели сладости. Родиону тяжело было отказаться от такого лакомства, но прежде он спросил, откуда она взяла это.

— В столовой дома целая чашка с пряниками стоит, вот я и взяла. — Девочка доела свой кусочек и спросила: — Ты ещё хочешь? Я ещё схожу.

— Нет, не надо, мне хватит.

— Как хочешь. Я смотрела за тобой в окно, когда ты с лошадкой бочку катал по дороге. — Девочка посмотрела в глаза Родиону. — Ты меня можешь покатать на лошадке? Мне так хочется, брат Нестор только смеётся, а матушка и слушать не желает.

— Батюшку попроси.

— Тятя всё работает и работает. Ты покатай меня, ладно?

— Хорошо, когда будешь гулять, я тебя покатаю, а ты не испугаешься?

— Я не пужливая, — заявила девочка.

— Это кто тебе такое сказал? — поинтересовался Родион, понимая, что так говорят взрослые, а девочка повторяет чьи-то слова.

— Я слышала, как тятя сказал, что я не пужливая и не боюсь оставаться одна в тёмной комнате.

— Молодец!

— Лизавета, лапушка, ты опять здесь? — Аннушка прибежала сразу сюда, потеряв девочку. — Не место здесь барышне, молодой человек, — сказала она Родиону и повела девочку.

— Родя, а ты мне мышку поймал? — вдруг вспомнила Лиза.

— Нет ещё, я не встречал здесь мышей.

Хлопнула дверь, и стало тихо.

«Как бы беды не было от этой дружбы, ей-то ничего, а вдруг хозяину не понравится? И Евсея нет давно, спросить не у кого».

Какие бы ни были мысли тревожные, а девочка ему нравилась своей открытостью, отсутствием всяких барских замашек. Родион решил, что бегать от Лизаветы он не станет, а там приедет брат и посоветует, как надо, если до тех пор ничего не случится. С такими мыслями Родион пошёл на улицу, работы было ещё много.

Прошла уже середина зимы, день немного увеличился, стало теплее. Пропали плотные утренние туманы, висевшие до полудня. Перестала «парить» вода в проруби, укрывшая прибрежные кусты плотным куржаком, заголубело небо. Сразу после обеда Родион навозил воды, разнёс куда надо и пошёл отдохнуть немного в облюбованный уголок. Повариха, бабка Никитична, поворчав немного о жизни, выделила водовозу кружку молока и кусок хлеба. Ей нравился этот молчаливый и услужливый батрачок, которого и просить ни о чём не надо, всё сам делает, будто мысли читает, такого и подкормить не грех.

Родион успел съесть половину, как раздался знакомый голосок:

— Вот ты где, а меня не пускали сюда, сделали крючок на двери, и я не могла открыть, а теперь матушку упросила, чтобы пускали, я ей про тебя всё рассказала.

Не давая Родиону вставить слово, она продолжала щебетать. Рассказала, как сначала принесла из комнаты стул, чтобы открыть крючок, как его забрала Аннушка.

— Потом я стала рассказывать матушке, какой ты хороший, а Аннушка меня не пускает к тебе дружить.

— И что? Матушка позволила?

— Нет, не позволила. Она сказала, что маленькой девочке на кухне делать нечего.

— А как ты пришла? Ослушалась?

— Ослушалась, — согласилась Лиза. — Что у тебя в кружке? Дай мне немножко.

Родион протянул ей полкружки молока и оставшийся кусочек хлеба.

— Как вкусно, — прищурилась девочка от удовольствия, — будто век не ела.

— Хлеба век не ела? — вдруг раздался тихий женский голос. — Это и есть Родион?

— Да. — Девочка не испугалась матери, а просто растерялась.

Высокая худая женщина с бледным лицом смотрела на мальчика,

что-то шевельнулось в её усталом взгляде, и она произнесла:

— Ладно, можешь приходить к своему другу, но ненадолго.

— Хорошо, матушка, — заулыбалась Лиза.

3

К концу марта солнце стало задерживаться на небе подольше: сначала иссинило снег на полях и лугах, потом стало чернить дороги. По ночам ещё прижимали нешуточные морозы, но к полудню становилось теплее и в тихих безветренных местах солнышко ласкало и пригревало.

Илья Саввич позвал к себе Евсея, недавно вернувшегося из леса.

— Проходи, садись, — сказал лавочник, усаживаясь на своё место.

Евсей присел и стал рассматривать Хрустова.

Илья Саввич был среднего роста, немного полноватый, но нетолстый, с густой шевелюрой на голове, торчащей из-под фуражки. Карие глаза словно пронизывали насквозь, густая стриженая борода, обильно расцвеченная сединой, делала лицо строгим.

— Евсей, есть дело, могу предложить тебе испытать счастье. Получится, сможешь на ноги подняться, если с умом всё делать, ну а нет, так что ж, не у всякого получается.

Евсей насторожился. Доходили слухи, что и Илья Саввич поглядывает в сторону верховья Бирюсы.

Большую экспедицию не соберёшь, денег надо много и бумаг нужно собрать столько, что в саквояж не поместятся, а за каждую бумажку вынь да положи каждому. Вот и решил Хрустов собирать маленькие компании молодых парней под присмотром верного человека и отправлять на лето в верховья Бирюсы. В прошлом году первая попытка принесла такой доход, что отмахиваться от этого дела не хотелось.