ни в самолётостроении, ни в семеноводстве, ни в станкостроении. Результат – армия по-сердюковски развалена, станкостроение по-чубайсовски уничтожено. Зато много разговоров об импортозамещении. Есть ли, на твой взгляд, в России сила, способная услышать Распутина и того же Проханова, способная избавиться от колониального пресмыкания перед Западом и вывести Россию на самобытный путь развития? На кого ты возлагаешь надежды? Без национально мыслящей элиты не будет никакого развития. Но откуда они возьмутся, если власть в руках русофобов скрытых и нескрытых? И дело не в том, что такой западник, как руководитель «Сбера» Греф, заявил о вредной политике: «Уход иностранных компаний из России – один из самых негативных факторов для нашей экономики». Включи телевизор – и там не увидишь ни русских писателей, ни художников. Мы с тобой недавно были на 90-летии замечательного поэта, редактора ведущего патриотического журнала «Наш современник», равного которому по следованию национальным традициям сегодня нет, большого подвижника Русского мира Станислава Куняева. Да, Путин прислал юбиляру тёплую телеграмму. Был ещё высокий орден от патриарха Кирилла. Но прекрасный творческий концерт юбиляра прошёл не в Кремлёвском Дворце съездов, и на экранах телевизоров его не показали. Что касается орденов государственных, то их дают таким смехачам, как Хазанов. У государственника Куняева нет ни одного ордена «За заслуги перед Отечеством», хотя я хлопотал перед Министерством культуры о награждении, а Хазанов – аж полный кавалер этого высокого ордена. Ну и как при такой политике зародится национально мыслящее поколение?!

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Куняев в этих орденах и не нуждается! Он на всё это, на всю суету, уже давно смотрит с высоты своего возраста. Всему своё время. Станислав Юрьевич уже получил всё, что необходимо поэту, писателю, издателю в России. Это признание и любовь читателей, возможность заниматься своим любимым делом…

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. Настоящий русский патриот, народный артист Александр Михайлов, постоянно выступающий на Донецкой земле, где идёт война с неонацизмом и бандеровщиной, возлагает надежды на молодых солдат и офицеров. 7 декабря в газете «Аргументы недели» он обнародовал свою позицию: «Они вернутся с фронта и откроют нам новых поэтов, писателей, композиторов. Это не Новороссия, это новая Россия. И когда с войны вернутся сегодняшние парни, они сметут всё наносное, всю пену, заполонившую театр и кинематограф. Дай бог нам до этого дожить». Как ты думаешь, а доживём ли? Я не верю, так как вижу, что и в Центре, и на местах сидят чиновники с мышлением космополитов и западников. И когда молодые герои России вернутся с победой, то первое, что они услышат: «Мы вас туда не посылали…» Развей мои сомнения!

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Александр Яковлевич Михайлов прав, они вернутся! И вернутся с Победой! И это будут другие люди и уже другая страна. Я уверен, мы до этого доживем. В 93-м нам казалось, что уже никогда не будет той России, которую мы знали и любили. Но прошло время, долгих тридцать лет, пена, правда, ещё не вся схлынула, часть затаилась, часть сбежала. Но воздух становится чище, и появилась Надежда и уверенность. Давай вспомним стихи Николая Гумилёва:

…Я кричу, и мой голос дикий.

Это медь ударяет в медь.

Я, носитель мысли великой,

Не могу, не могу умереть.

Словно молоты громовые

Или волны гневных морей,

Золотое сердце России

Мерно бьётся в груди моей.

И так сладко рядить Победу,

Словно девушку, в жемчуга,

Проходя по дымному следу

Отступающего врага.

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. Валерий Николаевич, одну из своих новых книг ты назвал «Мы же русские!». А кто, по-твоему, может называться русским? Можешь назвать главное качество, отличающее русского человека от всех других?

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Это те люди, которые живут в России, любят Россию и готовы отдать свою жизнь за Россию.

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. В нашем Союзе писателей тысячи членов Союза, но все ли они русские по духу, по подвижническим делам? Что для тебя означает понятие «русский писатель»? Обязывает ли это обозначение к чему-либо?!

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Прежде всего, это совестливый человек.

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. В этой же книге у тебя прозвучала интересная и весьма интригующая мысль: «Если спорить, то с Василием Беловым, если молчать, то с Валентином Распутиным». Вопрос простой: о чём ты спорил с Беловым и зачем молчал с Распутиным? Второй вопрос в продолжение этой темы… Не ощущаешь ли ты себя одиноким, потеряв таких собеседников? Можешь ли ты с кем поспорить, как с Беловым, и помолчать, как с Распутиным?

Валерий ХАЙРЮЗОВ. Со многими близкими мне писателями, да и не только близкими, у меня бывают хорошие и дельные разговоры. И молчим, когда надо. И спорим. Например, с тобой, когда встречаемся или когда я приезжал к тебе в Борисоглеб. Сошлюсь опять-таки на Василия Ивановича Белова: «Не люби потаковщика, люби встречника».

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. Как ты понимаешь свою миссию почвенничества?!

Валерий ХАЙРЮЗОВ. У меня такой миссии нет. Я даже не знаю, что это такое.

Анатолий ГРЕШНЕВИКОВ. Я долгое время переписывался с писателем и литературным критиком Валентином Курбатовым. После ухода из жизни Валентина Распутина он писал мне, что остался совсем одиноким, общаться не с кем… Он называл Белова, Астафьева, Распутина последними русскими писателями. Не сразу я понял, какой смысл он вкладывал в понятие «последние». Лишь с прочтением его книги переписки с Распутиным «Каждый день сначала» пришло осознание, что с уходом из литературного и политического пространства деревенской литературы и её идеологов Распутина, Белова, Абрамова больше таких писателей не будет, они – последние. Цитирую Курбатова: «Забвение торопится отнести ещё вчера всеобщую для русского сознания «деревенскую» литературу к почтенной истории, уже ничего не определяющей в нынешнем миропонимании. Они и сами, «деревенщики»-то, чувствовали закат («Последний поклон», «Последний срок», «Прощание с Матерой»), но всей любовью и памятью еще надеялись удержать лучшее в человеке – долгую землю и высокое небо… Валентин Григорьевич и тут был последним». Трудно не согласиться, что с уходом Белова и Распутина подобных писателей не будет, еще больнее осознавать, что с их уходом мы теряем «деревенскую» литературу с «долгой землей и высоким небом». Но трагедия в другом, в том, что они – последние русские писатели. Конечно, писать о деревне кто-то будет, но это будет не литература Белова и Распутина, а значит, Курбатов прав – они последние, и последние потому, что русские. В чем ты видишь русскость «деревенской» прозы Белова и Распутина? Что для тебя значат «долгая земля и высокое небо»? Чем