Я не потрудился поздороваться.

– Вы – потомок Рыжковой.

– Саймон? Я пытался вам дозвониться. Куда вы пропали?

– У меня телефон не работает. Вы – Рыжков. Вы разве не знали? Карты, нарисованные в журнале, принадлежали вашей семье.

Старик кашлянул.

– Извините… Что?

– Мне нужно знать, зачем вы прислали мне журнал, – сказал я. – Это очень важно.

– Все было так, как я вам и рассказывал. Журнал произвел на меня огромное впечатление, но продать его я бы просто не смог… Рыжков, значит… Это точно?

– Уверен, что журнал могла бы приобрести библиотека, музей цирка, быть может. Всегда есть спрос на старые документы. Надо только знать, к кому обратиться. Вы букинист, и кому, как не вам, знать все это.

Черчварри вздохнул.

– Есть музей цирка в Сарасоте. Пожалуй, они могли бы заинтересоваться… Но вы когда-нибудь прикипали душой к какой-нибудь книге? У моей жены есть издание «Острова сокровищ». Оно все в жирных пятнах, кое-каких страниц не хватает, короче говоря, состояние ужасное, но Мари ни за что с книгой не расстанется. Я показывал ей другие издания, куда красивее, но ни одно ее не заинтересовало. Это ее книга. – Я услышал, как он придвинул стул, присаживаясь. – На аукцион я отправился за «Моби Диком». Этот журнал был выставлен на торги вместе с ним. Мне захотелось повнимательнее его изучить. Я, конечно, слишком поднял цену, но я боялся его упустить. Это, конечно же, наитие… Никому до начала торгов не позволено брать книгу в руки, но мне показалось, что этот журнал может стать моей книгой, как «Остров сокровищ» стал книгой Мари. Но когда я прикоснулся к обложке, то понял, что ошибся. Я знал, что продать его нельзя, по крайней мере в «Черчварри и сын». Я не знаю, как это объяснить, но я решил, что пришло время дарить. Я начал читать, надеясь установить, кому же можно подарить журнал… А потом я увидел имя: Верона Бонн.

– Моя бабушка, – сказал я. – Мартин! Это был ваш журнал. Ваша прапрабабушка была гадалкой в бродячей цирковой труппе. Звали ее мадам Рыжкова.

– Вы вполне уверены? – Он раскашлялся, явно не из-за болезни или старости, а только чтобы собраться с мыслями. – Удивительно. Шансы на такое совпадение ничтожно малы.

– Не думаю, что это совпадение. Такие журналы обычно хранятся в семье либо передаются вместе с шоу, но тут было иначе. Энола говорит, что не видела таких книг прежде. Журнал сначала нашел дорогу к вам, а потом ко мне. Как будто он специально нас искал.

– Удивительно! – почти радостно произнес Черчварри.

Было ясно, что он больше меня не слушает, поглощенный своими мыслями.

– Сколько лет я провел, выискивая нужные книги, а теперь книга нашла меня. Фантастика… Хотелось бы снова взглянуть на журнал. Могли бы вы переслать его мне? Хотя нет, лучше сами приезжайте. Мне бы хотелось с вами встретиться лично. Думаю, нам есть о чем поговорить. У меня такое чувство, что нас притягивает друг к другу.

– Не получится. Я сжег журнал.

– Что-о?

Под напором воды затряслась дверь пожарного выхода, которую подпирали энциклопедии.

– Что это было? – спросил Черчварри.

– Библиотеку заливает. Наводнение.

Старик издал восклицание, а затем поинтересовался, не угрожает ли это моей жизни.

– Пока нет. Я сжег журнал и вещи Фрэнка. Я подумал, что это все равно что разбить табличку с написанным на ней проклятием. Что-то вроде экзорцизма огнем, но потом разразился шторм. Мартин! Что-то пошло не так. Это меня очень тревожит.

– Думаете, вы что-нибудь упустили? – спросил он.

Вода напирала. Пришло время пожертвовать очередной энциклопедией, разорвать в клочья еще одну частичку меня.

– Мне пора закругляться, но я хочу, чтобы вы знали и не забывали, кем были ваши родные. А теперь мне надо останавливать потоп.

Я взглянул на спящую на креслах Энолу и на сидящего рядом с ней Дойла.

– Саймон, – произнес Черчварри надтреснутым, незнакомым голосом. – Пожалуйста, берегите себя!

Его слова были отяжелены тревогой и неопределенностью.

Труппа уехала из Шарлотта с непривычной поспешностью после того, как местный священник пригрозил облить Пибоди смолой и вывалять его в перьях. Они направились на северо-восток, стараясь по пути нигде не задерживаться. На ночь они останавливались у обочины дороги, подальше от городов. В города не заезжали, а посылали туда Бенно и Ната, если надо было что-нибудь купить. Наконец они добрались до побережья Атлантического океана. Пибоди говорил, что им надо отдохнуть и немного прийти в себя, но все знали правду: они несли на себе клеймо разрушенного паводком городка.

После рождения Бесс живот Эвангелины возвратился к первоначальной форме. Стали видны ребра. Создавалось впечатление, что младенец постепенно высасывает из нее жизнь. После Шарлотта она и Амос почти не говорили друг с другом. Карты использовались лишь для гадания.

Только Пибоди сохранял присутствие духа. Он укладывал спеленатую Бесс на свой объемистый живот и с довольным видом ворковал с малышкой.

– Маленькая ласточка, милая Бесс! И кого мне из тебя воспитать? Русалку, как твоя мама, или кого-то вроде цыганки? Ведь твой папа когда-то жил как цыган. Я думаю, ты вырастешь красавицей, моя дорогуша.

Если бы все помыслы Амоса не занимала мать ребенка, он бы заметил алчные огоньки в глазах Пибоди. Но Эвангелина продолжала худеть. Когда он надевал на нее корсаж, тот висел на ней тряпкой, как бы сильно Амос ни затягивал в него тело матери своего ребенка.

– Я скажу Пибоди, что снова буду плавать, – заявила Эвангелина однажды утром, когда они заканчивали свой туалет.

Амос дернулся и порвал шнуровку. Тяжело вздохнув, Эвангелина принялась искать, чем же заменить порванный шнурок.

– В противном случае я вскоре превращусь в ходячий скелет. Как русалка я заработаю больше денег. Девочке много чего надо купить.

Завернутая в бархатную ткань, оставшуюся от номера с мальчиком-дикарем, Бесс мирно посапывала, лежа на сундуке с костюмами. Девочка, чье рождение смыло с лица земли целый городок. Амос смирился. Ему затея Эвангелины была не по душе, но, раз она так хочет, мешать ей он не будет.

– Мы продолжим гадать на картах, – сказала она, – так что о клетке и речи быть не может. Вообще-то мне бы хотелось, чтобы мы придумали другой номер.

Амос не стал ей перечить. В свете всего, что случилось, он не доверял больше воде. От него не укрылось, что Сюзанна перестала разговаривать с Эвангелиной, а Мелина ограничивалась лишь краткими приветствиями с угрюмым видом. На губах Бенно при ее появлении появлялась странная ухмылка. Однажды Амос хотел на него наброситься, но Эвангелина его удержала, уперев ладонь ему в грудь.

– Стой! – тихо произнесла она. – Он боится. Если мы не будет давать повода нас бояться, он успокоится.