– Привет! Я – Артур.

Рита отстраненно наблюдала, как при появлении этого полуголого Адониса Левкино лицо мгновенно засветилось какой-то лихорадочной животной радостью. Как он вскочил из-за стола, не в силах противиться желанию оказаться как можно ближе к этому скучающему совершенству, и тут же, бросив смущенный взгляд на Риту, бессмысленно затоптался около парня.

– Артур, это моя Гретхен, помнишь, я тебе рассказывал. А это вот… Артур…

«Господи, да он же влюбился в этого мраморного щенка до кровавых соплей!» – осознала вдруг Рита. А парень… Парень и правда мог бы сойти за юного олимпийского бога. Если бы только не некоторые особенности поведения, сразу бросившиеся Рите в глаза. Слишком долго она была главным специалистом по всем злачным заведениям и полуподпольным трущобам Москвы, чтобы не распознать с первого же взгляда эти слишком быстрые и в то же время плавные, ловкие движения, этот слегка заспанный вид и расширенные, почти затопившие небесно-голубую радужку зрачки, это бьющее через край дружелюбие и радость бытия, которыми так и хотелось поделиться со всем окружающим миром. Артур и впрямь был бы вылитый греческий бог, удолбанный в хлам греческий бог.

Левка, весь светившийся и пылавший от своей неистовой, выкручивавшей все нутро любви, принялся ласково выталкивать парня из кухни, нежно увещевая:

– Арсюша, ну подожди, дай нам еще пять минут. Мы сейчас придем. У Гретхен кое-какие неприятности, нам нужно обсудить…

И нахальный мальчишка, вяло протестуя и что-то обиженно бурча, снова скрылся за дверью. А Беликов обернулся к Рите, смущенно пряча ошалевшие от страсти глаза.

– Это еще что за Лолита? – вскинула бровь Рита. – Левка, он же убаханный чем-то вусмерть.

– Ох, брось, и давно ты стала такой ханжой, – отмахнулся Беликов. – Это же Артур, он… Тьфу ты, ну как тебе объяснить… Он не наркоман, не подумай. Это все баловство, я его отучу, дай только срок. Он очень талантливый мальчик, понимаешь? Талантливый и ранимый. Представляешь, я познакомился с ним на одной тусовке. Презентация выставки одного художника. Не важно, в общем. Все пафосные такие, в костюмах. И этот приперся туда в каких-то лохмотьях. Кто его только пустил. Представляешь, влез на стол и стал орать: «Я ваш мессия! Я пророк хаоса и упадка!» Такой придурок. – Левка расплылся в умильной улыбке, покосившись в сторону захлопнувшейся двери.

– О, ну ясно, ты не мог на него не запасть, – скептически ухмыльнулась Рита. – Вообразил, что это новый Рембо, так?

– Так и есть! – восторженно подхватил Левка. – Знаешь, у него иногда такие идеи бывают… Он видит такое, что им, обывателям, и не снилось. Он стихи пишет. Понимаешь, мальчишка еще совсем, обалдуй, – и такой талантливый. Еще и Артур, ко всему прочему.

«Положим, он такой же Артур, как я, – подумала Рита. – Наверняка сочинил себе романтичное имечко, чтобы окучивать престарелых романтиков вроде Левки». Но вслух ничего говорить не стала. Левка был тактичен с ней, не тыкал носом в ее собственные глупости, и у нее достанет выдержки не отпускать издевательских комментариев на тему обрушившегося на него шквала чувств.

– Я просто обязан поддержать его, помочь, – продолжал Левка. – Он же ничего еще не понимает в жизни. Ему так легко сорваться…

– Пигмалион ты мой недоделанный, – качнула головой Рита, а затем спросила: – А что Виктор?

– Виктор… – смешался Левка. – Ну, понимаешь, когда я встретил Артура… В общем, мы разошлись.

Разошлись? Господи, они же прожили вместе лет восемь, не меньше. Она сама подтрунивала над Беликовым, называя его скучным женатиком. И тот, сколько бы ни огрызался и ни отбрыкивался, казалось, был на самом деле привязан к своему театральному режиссеру. Интересно, и что же теперь будет со всеми их совместными проектами?

Спрашивать обо всем этом Рита не стала, лишь покачала головой и потрепала Левку по спутанным белобрысым кудрям.

– Да, дорогой мой, поздравляю! Ты умудрился развалить всю свою жизнь, втрескавшись в какого-то проходимца.

– Ох, заткнись! – вяло улыбнулся в ответ Левка. – На себя посмотри!

Это была странная жизнь. Рите временами казалось, что и она, и Левка участвуют в каком-то идиотском спектакле. Оба стараются, играют свои роли талантливо и почти убедительно, двигаются в заученном отлаженном темпе, обмениваются отточенными остроумными репликами, улыбаются, даже хохочут иногда. И зрители в восторге, и сами они в целом довольны своим исполнением. Потому что оно дает главное – возможность забыть о реальном положении вещей, выскользнуть из оглушающей действительности.

Левка очертя голову бросился в свою наполовину выдуманную отчаянную любовь и совершенно потерял разум. Виктор Терновский отреагировал на их разрыв бурно, закатил скандал, истерично потребовал, чтобы Левка выметался из их общей шикарной квартиры и из совместно созданного дома моды. И тот, совершенно свихнувшийся от нахлынувших чувств, действительно оставил все Виктору, благородно обосновавшись со своим беломраморным ангелом в старой берлоге на Пятницкой. (Рита, правда, подозревала, что Артур, имевший виды на двухэтажную хату, сильно разочарован таким раскладом.) Теперь Беликов, одержимый какими-то покровительственно-пигмалионскими чувствами, носился со своим Артуром, трещал повсюду о его таланте, искренности, неискушенности, посещал вместе с любовником какие-то сходки юных поэтов. И успешно делал вид, будто не понимает, что связался с пустым местом, капризным и нахальным ничтожеством, которое выпьет его до донышка и бросит.

А Рита даже и сказать ему об этом не могла, потому что видела по его усталым, отчаянным, измученным глазам, что он прекрасно понимает всю безнадежность и шаткость своего положения и только делает хорошую мину при плохой игре. Так же, как и она делает вид, что все еще держится, надеется, борется. И каждое утро они с Левкой снова выходят на сцену и играют, играют, играют, не приходя в сознание.

«Может быть, у меня это дурная наследственность?» – думалось ей иногда. Перед глазами все чаще возникал образ матери, в одночасье сломавшейся после предательства отца и до конца жизни впавшей в одуряющий бездумный сон. Может быть, и она так же, как и Елена в свое время, просто сломалась?

После разрыва с Кратовым денег у нее почти не осталось. Нет, был один счет в банке, открытый лично на ее имя, доступ к которому Кратов при всем желании перекрыть не мог. Но сумма там лежала не слишком большая, и Рита предпочитала особенно не рассчитывать на эти деньги, оставив их на крайний случай.

У нее была теперь постоянная, не требующая большого напряжения работа. Ирина Вячеславовна, та самая тетка из издательства, к которой Рита когда-то носила свои рассказы, без труда вспомнила ее, посетовала, что давно не виделись, и откликнулась на Ритино предложение о сотрудничестве, завалив ее ворохом текстов начинающих авторов, требовавших вычитки и корректуры. И Рита теперь целыми днями просиживала за ноутбуком, почти единственной вещью, оставшейся у нее из былой замужней жизни, до рези в глазах вычитывая бесконечные любовные и детективные романы, переписывая временами целые абзацы и правя орфографические и стилистические ошибки. Ирина Вячеславовна была вполне довольна ее работой, и через пару месяцев у Риты даже завелась впервые в жизни штатная должность и трудовая книжка. Все это должно было служить доказательством ее благонадежности в гиблом деле борьбы за сына.