следующее: «Не может быть никакого сомнения в том, что Советская Россия смотрела на этот договор (договор о ненападении между СССР и Германией от 23 августа 1939 г. — М.А.) уже в течение месяцев как на ограду, за которой она безопасно могла выполнять в интересах Англии величайшее в ее истории сосредоточение военных сил против Германии. Безопасность германского государства требует немедленного устранения этой угрожающей опасности»392.

В странах-союзницах Германии вводили ограничения на перемещение советских дипломатических сотрудников:

«Расшифрованная телеграмма

вх. № 10036. Из Бухареста 19 июня 1941 г.

Начальнику Разведуправления Генштаба Красной Армии

Бухарест, 18 июня 1941 г.

Хозяин (посол. — М.А.) получил ноту, в которой предлагается ставить в известность за 6 дней министра иностранных дел о каждом выезде работников метро (посольства. — М.А.) за город. В ноте американскому посольству предупреждения о 6 днях нет. С 16 июня ввести в городе полное затемнение, несмотря на это, Сигуранца из окружающих метро домов, периодически освещает двор и здание метро прожектором. Пользуясь темнотой и дождливой погодой, немцы ночью 17 июня и 18 июня перебрасывали артиллерию на конной тяге и кавалерию через Бухарест в сторону Молдовы. В городе продолжают ходить упорные слухи о предстоящей войне, связывая этот вопрос с мобилизацией и затмением городов.

№ 238 Дантон».

18 июня агент «Вальтер», работавший в министерстве иностранных дел Германии, сообщил на встрече с сотрудником разведки НКГБ Е.Ю. Зарубиной, что «через два-три дня Германия нападет на СССР»393.

Вечером того же дня сотрудник резидентуры НКГБ под прикрытием представительства СССР в Германии Б.Н. Журавлев встретился с агентом «Брайтенбахом» (Вилли Леман) — ответственным сотрудником берлинского гестапо. «Агент сообщил разведчику, — отмечается в «Очерках истории российской внешней разведки», — что в его учреждении только что получен приказ немецким войскам 22 июня после 3 часов утра начать военные действия против Советского Союза. В тот же вечер эта исключительно важная информация телеграфом через посла, что обеспечивало более быстрое ее происхождение, была передана в Москву»394. В развитие последнего тезиса существует следующее пояснение: «А предупреждение «Брайтенбаха» вообще миновало разведку, о нем ни Фитин, ни Судоплатов не знали. Но до Сталина оно все же дошло. Видимо, получив накануне указание перепроверить сведения «Старшины» и «Корсиканца», резидент в Берлине А.З. Кобулов, протеже Берии, побоялся сам доложить в Москву о предупреждении «Брайтенбаха» и рассказал о нем послу В.Г. Деканозову, тоже протеже Берии, но более близко стоявшему к нему. Перед назначением в Берлин Деканозов был даже некоторое время начальником разведки (3 февраля 1941 года НКВД разделили на два наркомата — Народный комиссариат государственной безопасности и Народный комиссариат внутренних дел. На НКГБ были возложена, в том числе задача ведения разведывательной работы за границей; наркомом НКВД по-прежнему оставался Берия. — М.А.) Он направил телеграмму своему покровителю (и бывшему начальнику. — М.А.). Но Берия отплатил ему черной неблагодарностью. 21 июня он написал на имя Сталина рапорт с требованием отозвать посла из-за того, что тот сеет паникерские настроения, сообщая, что война начнется завтра. Вот в таком виде сообщение «Брайтенбаха» и дошло до Сталина»395.

20 июня в Центре была получена телеграмма резидента НКГБ под прикрытием представительства СССР в Италии И.Г. Рогатнева. В ней сообщалось, что «19 июня 1941 года в МИД Италии поступила шифртелеграмма итальянского посла в Берлине, в которой со ссылкой на немецкое высшее военное командование он информировал о начале военных действий Германии против СССР между 20 и 25 июня сего года»396.

«Война неизбежна», написал в своем донесении Леонтьев по результатам встречи с Кегелем 19 июня 1941 г.:

«В посольстве убеждены, что с 20.6. следует ежедневно считаться с началом военных действий между Германией и СССР. Посольство получило указание немедленно отправить всех детей и женщин, получил указание о выезде немецкий морской атташе вместе с персоналом. Хильгер получил обусловленную телеграмму, что война решена. Хильгер заявил, что теперь совершенно ясно, что война неизбежна (выделено мной. — М.А.)397.

В 6-м томе «Великая Отечественная война 1941–1945 годов» в связи со сведениями, полученными на вышеприведенной встрече, а также ей предшествовавших, следует утверждение: «На основе этих донесений 19 июня 1941 г. в Центре было подготовлено специальное сообщение «О признаках вероятного нападения Германии на СССР в ближайшее время»398. Из этого утверждения, однако, не следует, что спецсообщение было отправлено.

Информация Кегеля подтвердилась дешифрованными телеграммами итальянского посольства Москве в МИД Италии о двух встречах итальянского посла А. Россо с послом Германии Шулленбургом, состоявшихся 18 и 19 июня.

20 июня заместитель наркома госбезопасности Б.З. Кобулов И.В. направил Сталину, В.М. Молотову и Л.П. Берия Записку с текстом беседы, полученным агентурным путем (расшифровка шифртелеграммы итальянского посла, направленной в Рим) посла Италии в СССР А. Россо с германским послом Шуленбургом:

«18 июня в итальянское посольство поступила телеграмма Чиано [министр иностранных дел Италии]с указанием приступить к эвакуации за границу семей сотрудников. В связи с этим Россо [посол Италии в Москве] высказал мнение, что положение действительно серьезное.

В тот же день Россо направился к Шуленбургу, с которым имел продолжительную беседу о создавшейся ситуации.

Шуленбург признался Россо, что у немцев есть приказ из Берлина об эвакуации женщин и даже мужчин, отъезд которых не отразится на деятельности посольства.

На настойчивые расспросы Россо о том, что намеревается делать германское правительство, Шуленбург ответил, что у него нет никаких конкретных данных, кроме общеизвестных разговоров и радиопередач. Он сам, не имея никаких сообщений Из Берлина, командировал туда Вальтера с тем, чтобы получить кое-какие сведения. Однако Вальтер ничего не привез, но события говорят, что Германия должна принять важное решение.

На вопрос Россо, не будет ли это решение началом войны против СССР, Шуленбург ответил, что это известно только Гитлеру. Но ясно, что конфликт между СССР и Германией неизбежен (здесь и далее выделено мной. — М.А.). Решение, о котором идет речь, повлечет за собой тяжелые последствия.

Первое, что Россо сделал после посещения Шуленбурга, это отправил телеграмму жене в Токио, чтобы она отложила свое возвращение в СССР.

Россо следующим образом объяснил свой поступок: из беседы с Шуленбургом можно вынести впечатление, что он знает больше чем рассказал. Вполне понятно, что он всего сказать не может. То решение, о котором говорил Шуленбург, уже вынесено. Все решено, и в течение ближайшего времени нужно ждать событий. Поэтому нет смысла, чтобы жена приезжала в Москву.

Россо добавил, что из разговора с Шуленбургом видно, что он чрезвычайно недоволен надвигающимися событиями: «Недоволен я, вы и все здравомыслящие люди».

О своей беседе с Шуленбургом Россо отправил в Рим телеграмму. В конце этой телеграммы он убедительно просит немедленно ответить на два вопроса:

Что будет делать