— Поэтому меня ужасно интересует космический лифт, — призналась Майра. — Надеюсь, вскоре удастся прокатиться на нем!

На Бисезу мало кто обращал внимание. Сегодня она присутствовала здесь как гостья Шиобэн Тук, урожденной Макгоррэн, но никто не знал, кто она такая и что ее связывает с Шиобэн. И она ничего не имела против этого. А Майру репортеры облюбовали, и та (чуть насмешливо) красовалась, наслаждаясь таким вниманием к своей персоне. На самом деле в ночь после солнечной бури Майра была ничем не примечательной измученной тринадцатилетней девчушкой. Теперь она стала образованной, уверенной молодой женщиной — не говоря уж о ее красоте и стройности, чем никогда не могла похвастаться Бисеза.

Бисеза гордилась дочерью. Сама она переступила границу возраста, за которую уже нельзя было вернуться. После множества пережитых стрессов — приключений на Мире, самой бури и последующих лет медленного и болезненного выздоровления — она сделала все, что было в ее силах, для выстраивания заново своей жизни, создания крепкого фундамента для будущего Майры. Но в душе у нее по-прежнему не наступил покой, да и вряд ли мог когда-то наступить.

Так уж получилось, что на молодежь планеты буря повлияла положительно. Новое поколение словно бы наэлектризовали вызовы, брошенные человечеству. Не сказать, чтобы эта мысль так уж радовала.

Подлетали все новые и новые вертолеты с гостями. Премьер-министр встречала и приветствовала их.

Помощники премьер-министра проводили Бисезу и Майру к навесу, под которым стояли столы с напитками и композиции из цветов, выглядевшие так неуместно на этом инженерно-техническом островке.

Здесь собрались весьма и весьма высокопоставленные персоны со всего мира, такие как бывший президент Соединенных Штатов Америки Хуанита Альварес, наследник британского престола — и, как догадывалась Бисеза, многие из тех трусов-богатеев, которые переждали солнечную бурю, прохлаждаясь в комфортабельном убежище в точке L2, в то время как все остальные поджаривались.

Дети сновали под ногами у взрослых, многие из них были младше пяти; после солнечной бури начался демографический всплеск. Малышей, как во все времена, интересовали только ровесники. Бисезу зачаровало это зрелище.

— Бисеза!

Через толпу к ней проталкивалась Шиобэн. Рядом с ней шел ее муж Бад, восхитительно выглядевший в форме генерала воздушно-космических войск США. Бад улыбался от уха до уха. Следом за ними подошли Михаил Мартынов и Юджин Мэнглс. Михаил опирался на тросточку. Он радостно улыбнулся Бисезе.

А Майра, как и ожидала Бисеза, не сводила глаз с Юджина.

Юджину теперь было около тридцати, по подсчетам Бисезы. Значит, он лет на десять старше Майры. Он по-прежнему оставался потрясающим красавчиком. На самом деле с возрастом он стал еще более хорош собой. И все же в смокинге он выглядел на редкость нелепо. Майра подошла к нему, и он откровенно смутился.

— Привет. Меня зовут Майра Датт, я дочь Бисезы. Мы познакомились несколько лет назад.

— Да? — выдавил Юджин.

— Да, да. На какой-то церемонии. Медали, гонги, президенты. Все слилось воедино, правда?

— Я думаю…

— Мне восемнадцать, я только поступила в университет и хочу заняться астронавтикой. Это вы предсказали солнечную бурю, верно? А теперь вы чем занимаетесь?

— Ну… В общем, я занимаюсь приложением теории хаоса к управлению погодой.

— Значит, от погоды космической вы переключились на погоду земную?

— На самом деле та и другая не так противоположны, как может показаться…

Майра взяла Юджина под руку и повела к столикам с напитками.

Бисеза немного смущенно пошла навстречу Шиобэн и ее спутникам. Они давно не виделись. Но все заулыбались, расцеловались и обнялись.

Шиобэн покачала головой:

— Майра не отступается, да?

— Получает что хочет, — печально проговорила Бисеза. — Но сегодня все дети такие.

Михаил кивнул.

— И хорошо. А если окажется, что Юджин тоже этого хочет, — что ж, будем надеяться, что все получится.

Даже теперь Бисеза слышала в его голосе сожаление о потере. Она порывисто обняла его снова — но очень бережно. Он показался ей необыкновенно хрупким; говорили, что во время солнечной бури он провел слишком много времени на Луне и подорвал свое здоровье.

Бисеза усмехнулась:

— Только давайте пока не будем считать их женихом и невестой.

Михаил улыбнулся, его лицо покрылось сеточкой морщин.

— Знаете, а ведь он понимает, как я к нему отношусь.

— Понимает?

— Он всегда все понимает. По-своему, он очень добр. Просто у него в голове не так много места для чего-нибудь еще, кроме работы.

Шиобэн фыркнула.

— А у меня такое подозрение, что уж если кто и сумеет там освободить местечко, так это Майра.

Бисеза и Шиобэн несколько лет переписывались, как близкие подруги, по электронной почте, но лично давно не виделись. Шиобэн перевалило за пятьдесят, ее волосы подернула благородная седина, на ней был яркий, но строгий костюм.

«Она на все сто выглядит так, как должна выглядеть, — думала Бисеза. — Все еще королевский астроном, популярная фигура в прессе, любимица британского, евразийского и американского истеблишмента».

Ее взгляд по-прежнему оставался острым, ум — ярким, а к этому добавлялись здоровый скепсис и отличное чувство юмора. Именно эти качества и позволили ей почти десять лет назад задуматься о странном рассказе Бисезы об инопланетянах и других мирах.

— Ты выглядишь просто потрясающе, — похвалила подругу Бисеза без тени лести.

Шиобэн отмахнулась.

— Лучше скажи, что я потрясающе постарела.

— Время идет, — несколько скованно произнесла Бисеза. — Майра была права, да? Ведь мы действительно в последний раз виделись после бури, во время вручения медалей.

— Мне это все страшно понравилось, — сказал Михаил. — Я всегда обожал фильмы-катастрофы. А всякий хороший фильм-катастрофа должен заканчиваться церемонией вручения медалей или свадьбой, а еще лучше — и тем и другим, на развалинах Белого дома. На самом деле, если вы хорошенько вспомните, в последний раз мы все встречались на церемонии вручения Нобелевской премии.

Вот это мероприятие действительно чуть не превратилось в катастрофу. Юджина пришлось долго уламывать, чтобы он согласился явиться и получить награду за свою работу о солнечной буре. Он упирался изо всех сил и твердил, что нет на свете человека, который бы настолько не имел никаких прав на признание. Но все же Михаил его уговорил.

«Думаю, в один прекрасный день он меня поблагодарит», — сказал он тогда.

Бисеза посмотрела на Бада. Ему уже было под шестьдесят. На голову ниже жены, Бад превратился в загорелого, поджарого, неуместно красивого офицера — из тех, которых американская армия, похоже, производила дюжинами. Но Бисезе показалось, что в его улыбке ощущается натянутость, а в позе — напряженность.