Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полковник Гуров? – Змеевский сморщил переносицу, прищурился, чтобы лучше рассмотреть Льва Ивановича.
– Совершенно верно. Могу показать свое удостоверение.
– Покажите.
Змеевский прищурился еще сильнее. Он взял удостоверение и стал практически водить по нему носом, пытаясь рассмотреть фото.
– Спасибо, – сказал писатель, вернув документ.
– Это вам спасибо за то, что согласились побеседовать, – ответил Гуров.
– Мне есть о чем вспомнить, – пристально взглянул в глаза сыщику писатель. – Ваш рассказ заинтересовал меня. Я даже не предполагал, что старая статья может кого-то заинтересовать спустя тридцать лет.
Лев Иванович почувствовал, как мороз начинает пробирать его через теплую одежду. Между тем Змеевский, казалось, и не думал о каких-то неудобствах, несмотря на то что его тонкое пальто явно не было рассчитано на эксплуатацию при минусовой температуре.
– У меня неподалеку машина, – шмыгнув носом, сказал Гуров. – Может быть, там вам будет удобнее? И теплее.
– Зачем нам машина? Я приглашаю вас к себе домой.
Он нагнулся в сторону, и Лев Иванович заметил два битком набитых пакета с покупками, спрятавшиеся возле скамейки. Змеевский, громко сопя, подхватил пакеты в обе руки и тяжелой поступью направился к подъезду.
– Помогу? – предложил Лев Иванович.
– Помогите лучше набрать код домофона, – попросил Змеевский.
Так они и добрались до квартиры: Лев Иванович открывал перед писателем все двери, а он так и не выпускал сумки из рук. Но перед входной дверью все-таки попросил их подержать, пока он будет открывать ключом замок.
Квартира оказалась довольно просторной. Гуров оценил ее масштаб, пока снимал куртку. Широкий коридор, три комнаты и поворот, ведущий из коридора влево, где, очевидно, также была комната или даже две. Сам дом Змеевский содержал в порядке, а еще Гуров почувствовал приятный запах конфет, но так и не смог угадать, откуда он шел.
– Не вздумайте снимать обувь! – воскликнул Змеевский, заметив, что Гуров собирается снять ботинки. – Мужик в одних носках – жалкое зрелище. Топните по коврику и проходите. Не так уж и грязно на улице.
Сам же он, разумеется, оставил уличную обувь у порога, но тут же сунул ноги в разношенные валенки.
– Проходите в комнату, а я пока сделаю нам что-нибудь перекусить. Вам чай или кофе? Есть сок, но он холодный.
Ни есть, ни пить Лев Иванович не планировал, но почему-то не смог отказаться. Он попросил кофе, и Змеевский зашаркал с пакетами наперевес в сторону кухни.
Кофе, чай и тарелка с бутербродами были поставлены на журнальный столик, по обе стороны от которого стояли совершенно одинаковые диванчики. Пока Лев Иванович ждал кофе, он успел осмотреться и понял, что попал в дом к человеку, который умеет жить не так, как принято, а так, как удобно именно ему. Змеевский определенно проживал в квартире один, женская рука здесь не чувствовалась. Гуров не заметил ни одной милой вещички, которые женщины обычно оставляют то тут, то там: ни флакона духов, ни заколки для волос, ни баночки с кремом. Зато полки трещали от мужских принадлежностей всякого толка. На стене висела сабля, на шкафу стояли несколько биноклей, а в углу комнаты примостились два старых автомобильных аккумулятора «Varta».
– По пятьдесят не желаете? – спросил Змеевский, в ожидании ответа оставшийся пока стоять, опираясь руками о края столика.
– Если можно, пропущу, – улыбнулся Гуров.
– А я зимой каждый вечер по наперстку, – признался Змеевский. – С лимончиком. Или без! Но не простужаюсь уже лет десять как.
Он сел на диванчик и покрутил ладонью над угощением.
– Давайте не будем вести светские беседы, Лев…
– Иванович.
– Да. Вы сказали по телефону, что ваш знакомый обвиняется в убийстве, которое не совершал.
– Уже не обвиняется. Скончался вчера в СИЗО.
Змеевский с пониманием качнул головой.
– И вы добавили, что он мог быть как-то связан с задержанием бандитов, которые так и не получили по заслугам.
– Одни сели за решетку на три года вместо пятнадцати лет, а самые отпетые были освобождены из-под стражи прямо в зале суда, – напомнил Гуров. – Мой знакомый, о котором идет речь, после того случая в одиночку пытался добиться правды, но после получения угроз принял решение отступить. Происшедшее с ним может иметь непосредственное отношение к тому, о чем вы писали в статье. Я знаю, что прав. Я чувствую это. Но мне не хватает дополнительных данных. Вы же глубоко погрузились в судебный процесс. Поэтому я, извините, оторвал вас от дел.
Закончив, Лев Иванович отпил кофе, оказавшийся очень горячим и очень крепким, и машинально сунулся в карман за сигаретами. Секундой позже спохватился, но не без сожаления.
– А вы не стесняйтесь, – заметил его замешательство писатель. – Пепельница на полке. По вечерам я проветриваю квартиру, так что ничего страшного от пары ваших сигарет не случится.
Гуров поднялся с диванчика и подошел к шкафу, на который указал Змеевский. Увидев пепельницу в виде свернувшейся змейки, Лев Иванович собрался было вернуться за стол, но Змеевский остановил его.
– Откройте дверцы внизу шкафа. Там будут фотоальбомы и папки.
Гуров присел на корточки, распахнул дверцы.
– Красная обложка.
Гуров потянул за красный корешок. Из папки, оказавшейся битком набитой бумагами, выпали несколько газетных вырезок.
– Заодно наведу там порядок, – сообщил Змеевский. – Тащите все это барахло сюда.
Гуров подобрал с пола то, что выпало из папки, и вернулся на свое место. Саму папку он положил на стол и подвинул поближе к писателю.
– Вот здесь покоится вся история банды, – произнес Змеевский. – От и до. С момента задержания тех ублюдков до черновиков статьи, которая привела вас ко мне. Конечно, кое-какие материалы мне пришлось собирать после суда. Ведь до начала судебного процесса казалось, что ублюдки должны получить по заслугам. Но этого не произошло. В самом деле, как вы заметили: вместо солидных сроков они получили минималку. А потом вообще отделались условным сроком. Немыслимо!
Он схватил кружку с чаем, промочил горло. Лев Иванович взял лист бумаги, исписанный красивым почерком.
– Я тогда работал в одной славной газете, освещал, так