— Там ведь и наших много, — осторожно намекнул Иван воеводе на возможность разложения войска.

Воробей намек понял. — Ничего, пусть. Наши-то покрепче будут. Посмотрим, кто кого перетянет.

Митька, мрачный, даже не столько от того, что оказался разлучен с Дашей, сколько от того, что окончательное объяснение с ней снова отодвигалось на неопределенный срок, наблюдая этот танец, предположил, что они стали свидетелями зарождения боевого гопака.

— Какого? — обернулся озадаченный Иван. — Почему боевого, то есть? Оно и на нормальный гопак не шибко похоже.

Митька открыл было рот, но никто так никогда и не узнал, что он хотел сказать. Один из плясунов, проскочив под брюхом кобылы, на которой восседал благодушный Байда, в миг оказался возле Воробья, в руке его тускло блеснуло, но Байда оказался быстрее. Вылетевший из его рукава железный шар на цепочке, привязанной к запястью, с биллиардным костяным стуком ударил нападавшего в затылок, тот, выронив нож, ткнулся в колено Воробья лицом и упал под копыта. Его товарищ заметался было, норовя проскользнуть обратно в проулок, но Митькин меч описал высокую дугу и обрушился на него, развалив от плеча до пояса.

— Ишь, менеджер-то, наловчился, — с невольной неприязнью подумал Иван, а Воробей укоризненно покачал головой. — Живьем надо было брать.

— Ты их знаешь? — спросил Байда, нависая над девушкой, которую колотило крупной дрожью. Та лишь покачала головой, запахивая одежду и одновременно вытирая голоую грудь, забрызганную кровью.

— Не дрожи, ягодка, — добродушно сказал Байда, легко, словно пушинку, беря девушку в охапку и усаживая перед собой в седло. — Самое веселье только начинается.

Девушка затравленно посмотрела на него и заблажила. — Отпусти, дяденька.

— Ну какой я тебе дяденька? — удивился Байда. — Я еще, милая, ого-го. В общем, хоть вой, хоть плачь, а придется тебе поехать с нами.

— Да отпусти ты её, — вмешался Иван. — Еще мы с бабами не воевали.

— Надо будет, и повоюем, — непреклонно ответил Байда. — Ну, не съедим ведь.

— Тебя как зовут? — спросил Воробей.

— Меня-то? — хлюпнула распутница носом. — Мелешкой кличут.

— Ну, вот, — обрадовался Байда. — А меня Байдой зовут. Я великий воин. Слыхала, небось?

— Не слыхала, — виновато промолвила пленница. — Я сирота.

— Так и я же сирота, — пришел в совершенный восторг Байда. — А вот этот рыжий, это, знаешь кто?

— Рыжего знаю. Воробей это, воевода.

— И то хлеб. А скажи мне, Мелешка, ты щекотки боишься?

— Ой, боюсь, боюсь, — закричала девушка. — Не щекочись, дяденька.

— Тьфу, — сказал Воробей. — Поехали.

* * *

До поздней ночи мотались они по Речице, в которой от огня костров было светло как днем. Из-за дыма не было видно звезд, оставалось только удивляться, что ни одного пожара в городе еще не случилось.

Это тут всегда так? — поинтересовался Иван, глядя, как плещутся в реке, словно рыбы в садке, десятки голых тел, а на берегу с гиканьем и топотом несутся, скача вокруг костров, хороводы.

— Да нет, — ответил Воробей. — Не всегда, но часто. Тут и раньше-то не скучно было. Люд ведь все больше праздный, служилый да торговый, прибавь обслугу, эти, вообще, оторви да выбрось. Сейчас еще из лесов поднабежало народишку всякого-разного. Ну, и страх, конечно, последнего соображения лишает. А тут мы еще, все такие загадочные, в крови по уши. Поневоле запляшешь.

И, словно в подтверждение его слов, из темноты окутавшей реку, уверенно раздвигая воду сильными длинными ногами, вышла красавица, вся одежда которой состояла лишь из длинной, до пят, распущенной косы. При виде незнакомцев она засмущалась, прикрыв ладонями грудь и низ живота.

— Отличные пропорции, — авторитетно сказал Иван. — Маленькая ладонь, большая грудь. Замечательно! Здравствуй, солнышко.

— Здравствуйте, люди добрые, — певуче ответила красавица и отступила обратно в темноту. Затем раздался сильный плеск, словно ударила хвостом большая рыба, и видение исчезло.

— Все, — решительно сказал Байда. — Простите, бояре, мочи нет.

Он спрыгнул с коня, снял с седла совсем сомлевшую Мелешку и поволок её в кусты, из которых через какое-то время раздались девичьи вопли. — Ой, пусти, дяденька! Ой, щекотно!

— Да что ж тебе всё щекотно, — увещевал невидимый в зарослях Байда.

— Готов, касатик, — резюмировал Воробей. — Митрий тоже вот-вот из штанов выпрыгнет. Ясь пока еще держится. Молодец. Нам же с тобой, Ванька, все эти соблазны нипочем, пням старым. Все, ребята, поехали в стан.

* * *

Место, отведенное для стоянки Воробьева войска встретило тишиной, лишь несколько костров, вокруг которых виднелись фигуры сидящих людей, выдавало его расположение. На их фоне смутно виднелась неподвижная фигура закутанного в плащ часового, стоящего, опершись на копьё. Копыта коней неслышно ступали по траве, покрывавшей берег. Вдруг тишину прорезали смех и шумный говор, Воробей поднял руку, приказывая остановиться.

Было видно, как к часовому откуда-то приблизилось, со стороны реки, несколько людей, среди которых была и речная красавица, правда теперь на ней была белая рубаха, скорее подчеркивающая, чем скрывающая её прелести. Рядом с ней стояла совсем молоденькая и абсолютно пьяная девушка, которая словно побег плюща вилась вокруг рослого детины надвинутом на глаза колпаке, с большим кувшином на плече. Еще двое парней стояли чуть поодаль.

Часовой охотно вступил в разговор с добрыми людьми, пришедшими скрасить его одиночество, отпил из поднесенного ковша, а затем вдруг раздвоился. От неподвижной, опиравшейся на копье фигуры, как душа от тела, отделилась легкая светлая тень и обняла красавицу.

Иван потер глаза, но видение не рассеялось. Разрушил идиллию Плескач, как из-под земли выросший рядом с милующейся парочкой, он наотмашь полоснул плетью таинственную тень по хребту. — На место, сволочь!

Ночные гости моментально пропали, а таинственная тень, ойкнув, стремглав метнулась туда, откуда вышла за минуту до этого, снова составив единое целое с плащом и копьем.

— Каково ночуешь, Плескач? — спросил, подъезжая, Воробей. — Много ли народу ушло в город?

— Ты посмотри на него, — закричал Плескач. — Плащ на копье повесил, а сам на гульбище наладился. Только про то забыл, что не огород сторожит, а местных воронов чучелом не напугаешь.

— Бить-то зачем? — пробурчал, почесывая спину, хитромудрый часовой, в котором Иван узнал давешнего свата, Ряху Овражника.

— За это не бить, а убивать надо, — с чувством ответил Плескач и доложил Воробью, что в город ушло народу много, по большей части люди одинокие, семейные же все тут.

— А ночуем хорошо. Вот баню истопили. Там тебя, кстати, дожидаются, от Войта присланные.