было темно, пространство изнутри подсвечивалось мягким неоновым светом. Карина постаралась сосредоточиться на своих ощущениях.

Из ниши беззвучно выдвинулась прозрачная маска, потом опустилась на лицо девушки, удобно прильнув к коже. Теперь можно было закрывать глаза. Сеанс связи должен был происходить в полубессознательном состоянии, поэтому все, что оставалось сделать Карине — это расслабиться и думать о хорошем. Так говорила мама, когда Маша была маленькой, и когда ей предстояли какие-нибудь страшные моменты вроде трудного экзамена. «Думай о хорошем, дочка, — ласково повторяла она, — и оно непременно когда-нибудь произойдет».

Сознание Карины раздвоилось, потом количество потоков увеличилось в несколько раз. Вестибулярный аппарат, сбитый с толку, принялся разворачивать девушку вниз головой, она инстинктивно выбросила руки в стороны для опоры, но это ей только показалось. Хоть в этот момент ее руки и ноги и в самом деле двигались, но хаотично и разнонаправлено, сдерживаемые лишь эластиком экзокостюма. Её мозгу требовалось время для адаптации. Карину бросило на огромную решетку, раскинувшуюся в безграничном черном пространстве. Каждая ячейка такой решетки была микроскопической и сияла в темноте четкими очертаниями. Девушку проволокло через первое сито, не причинив ей никакого вреда. Потом бросило на следующее — впереди простиралось бесчисленное множество одинаковых решеток. Когда Маша-Карина привыкла к странному движению, пространство вдруг загнулось, как будто-бы перед глазами свернули лист.

Все пропало, вокруг повисло мутное пространство, ограничивающее любое движение. Девушке показалось, что стало труднее дышать, но вскоре ощущение дискомфорта прошло. Все замерло. Больше ничего не происходило. Сколько это ещё продлится, ответить никто не мог. Карина задохнулась от внезапно нахлынувшего ужаса. Это был леденящий страх одиночества, обуявший человека, оказавшегося посреди бесконечного космоса.

Хотя это и было и серьезным нарушением технологического процесса, но Константин Антонович Бергман, он же руководитель Санкт-Перетербургского Объединения «Ладья», он же Игрок, откинул защитный колпак аварийного прерывателя и решительно дернул двойной рычаг вниз.

Помешать ему никто, из находящихся в наблюдательном пункте, просто напросто, не успел.

— Что происходит? — крайне недовольно поинтересовался координатор эксперимента Артур Смольников из «Плюса».

Остальные присутствующие также вопросительно уставились на одного из руководителей проекта, стоявшего сейчас возле активированного прерывателя. А Константин Антонович смотрел в машинный зал.

На первый взгляд там не происходило ничего нового. Капсула коннекцизатора все так же оставалась замкнутой, на вспомогательной аппаратуре продолжали мигать индикаторы. Но впечатление было обманчиво. Связь между Кариной Власовой и системным буфером СУПЕР уже была аварийно прервана, общая нейросеть деактивирована и теперь требовалось лишь какое-то время, чтобы уравновесить взаимопроникающие процессы.

Бергман скосил взгляд на монитор, отображающий основные показатели жизненно необходимых органов посредника в капсуле; значения приборов пока не превышали критических величин и опасений не вызывали.

— Кто-нибудь мне объяснит? — повторил Смольников, делая несколько шагов навстречу директору «Ладьи».

— Позже, Артур Александрович, позже, — Бергман чуть дотронулся до рукава координатора. — Если главный конструктор говорит мне, что эксперимент необходимо прервать, то я вначале его прерву, а потом уже буду выяснять причину.

— Но ваш конструктор не является главным конструктором этого эксперимента! — заметил Смольников все еще недовольно. — Мы не можем устраивать тут балаган.

— Речь идет о здоровье посредника, — сказал Бергман твердо. — Вы готовы взять на себя ответственность, если с ней что-то случится?

— Но, позвольте, проводились же предварительные подключения, и все было безопасно!

— А вы не допускаете мысли, что система постоянно меняется? И сейчас в ней происходят не совсем понятные мне, как специалисту, процессы. Поэтому я прекращаю эту сессию до выяснения обстоятельств.

— Если вы дуете на воду, вы за это ответите, — пообещал директор одной из лабораторий «Плюса». — В эксперимент вложены большие средства и у нас просто нет времени на перенос стартов, обновление начнется через несколько дней.

Константин Антонович на этот выпад не ответил, а обогнув Смольникова, под сдержанный ропот остальных, направился к выходу из рубки.

— Что стряслось? — в отдельном кабинете связь была намного лучше. Однако лицо Конструктора продолжало оставаться чуть перекошенным, возможно такое впечатление складывалось из-за того, что его причёска состояла из клочков волос.

— Подключать девушку к сети нельзя. Она недавно проходила через трансформацию личности.

— Через что проходила? — Бергман даже постучал по экранчику смарта, словно бы это постукивание могло устранить помехи в понимании сказанного.

— Процедура трансморфинга, — туманно пояснил Конструктор.

— Это же давно запрещено, — Константин, наконец, смог сообразить, про что толкует ему подчиненный.

— Бывают исключения.

— Ты хочешь сказать, это было санкционировано? Ничего не понимаю. Откуда информация и почему ты молчал раньше?

— Потому что я об этом не знал, — хмыкнул Конструктор.

— Что изменилось?

— Система предупредила о возможном повреждении некоторых долей головного мозга Власовой в ходе подключения.

— Кого предупредила? Если система сочла эксперимент опасным, почему она не инициировала его отмену самостоятельно?

— Можно сказать, она это сделала. Но вы ведь собирались устанавливать механический шлюз между сетью и человеком.

— Все равно мне не понятно, почему это не было спрогнозировано заранее. К тому же процедура трансморфинга не могла проходить без участия СУПЕР. Получаются сплошные натяжки.

— Это на первый взгляд так, — не согласился Конструктор. — Последние изменения исходили от людей, поэтому АНГ и не мог спрогнозировать этого заранее. Входящие обстоятельства обновились. И их обновили люди, а не система.

— АНГ?

— Да, это было его предупреждение. Вернее — их. АНГа и его помощника.

— Если Власова проходила трансморфинг, то… Кто она на самом деле?

— Мне это неизвестно, — признался Конструктор. — Наверняка это под особым грифом секретности.

— Но тогда как нам быть? Если мы не сможем опереться на помощь посредника для борьбы с вредоносным кодом. У нас не останется никаких вариантов?

— Есть у меня одна мыслишка, — задумчиво протянул Конструктор. — Но, боюсь, Константин Антонович, вы не разрешите…

* * *

— Я думал, нас встретит сам Антон Сергеевич, — Борис вопросительно посмотрел на Артемия Скобцева, главного консультанта КНВЦ.

Белоручкин с АНГом прибыли в последнюю точку своего маршрута, в подмосковный Канторович. Именно на этой Сигма-копии ядра технически завершался обмен данными, именно отсюда должен был быть дан старт обновлению и именно здесь АНГ, как представитель системы, должен был озвучить свое резюме, касающееся исследования всех центров обслуживания.

— Северский, увы, приболел, отправился в диагностику, и будет только после обеда, — пояснил Артемий. — Но я полностью поддерживаю все ваши инициативы и ваш рабочий план не претерпит никаких изменений. А с Антоном Сергеевичем вы переговорите позже, уже за скобками официального визита.

После знакомства и обмена любезностями, консультант повел гостей по лабораториям. Борис живо интересовался наиболее интересными проектами, на что Скобцев не без удовольствия давал поясняющие профессиональные комментарии. Канторовический центр был наиболее продвинутым в плане прикладной кибернетики, именно сюда отправлялось большинство опытных образцов на