Времени на обход участка почтовые власти отвели с лихвой, и Лора обнаружила, что если вначале поторопиться, то после разноски всех писем у нее останется целый час на прогулку и исследование местности, прежде чем пора будет возвращаться домой. Очевидно, график составлялся в расчете на более взрослых и степенных, чем Лора, почтальонов.

Вскоре девочка уже знала каждое дерево, цветочную поросль и куст папоротника на своей тропинке, а также все сады, дома и лица людей, встречавшиеся на пути. Вот полуготический коттедж старшего садовника, который кажется таким внушительным на фоне сверкающих оранжерей, а вот и языкастая жена садовника, валлийка, – женщина добрая, только отделаться от нее трудно; вот доярка с фермы, которой велено каждое утро давать Лоре кружку молока и следить, чтобы она его выпивала, потому что фермерша считает, будто девочка слишком быстро растет; вот выстроившаяся в ряд полудюжина коттеджей, абсолютно одинаковых что снаружи, что внутри, но отличающихся степенью комфорта и опрятности. Тогда Лора впервые задалась вопросом, над которым часто раздумывала в последующей жизни: почему в совершенно одинаковых домах и при совершенно одинаковых доходах у одной женщины комнаты уютны и со вкусом обставлены, а у другой напоминают скорее убогую конуру в трущобах?

Обитательницы коттеджей, среди которых тоже имелись как опрятные, так и не очень опрятные женщины, всегда были добры к Лоре, особенно когда она приносила им долгожданные, но такие редкие письма. Ей далеко не каждое утро нужно было идти к коттеджам, потому что писем для тамошних жильцов часто не было, и у нее оставалось еще больше времени на то, чтобы бродить у пруда и, протягивая руку над водой, рвать прудовые лилии, как называли там маленькие желтые кубышки, размышлять над гнездом с птичьими яйцами или, сидя на солнышке, дуть на одуванчики. Летом Лора совершала обход в чистеньком ситцевом платье и широкополой соломенной шляпе, которую иногда украшала венком из полевых цветов. В сырую погоду надевала свои новые прочные ботинки и темно-фиолетовый непромокаемый плащ, подаренный одной из кэндлфордских тетушек. На плече несла сумку с письмами, а также, первую часть пути, – замкнутую на ключ собственную почтовую сумку сэра Тимоти, сделанную из кожи.

Лориному абсолютному счастью мешали лишь лакеи и коровы. Коровы собирались вокруг перелазов, которые ей приходилось преодолевать, и оставались глухи ко всем ее робким шиканьям. Лора с рождения привыкла к коровам и в поле их не боялась, однако мысль о необходимости спускаться с перелаза в это море голов и рогов тревожила ее. Она знала, что буренки – кроткие существа и никогда не нападут на нее, но ведь недаром у них такие острые и длинные рога. Как-то утром пастух увидел, что девочка колеблется, и крикнул ей:

– Смелее!

Он объяснил, что, если Лора подойдет и быстро переберется через перелаз, коровы разойдутся в стороны.

– Они не знают о твоих намереньях. Покажи им, что у тебя есть дела по другую сторону перелаза, что ты спешишь, и они уступят тебе дорогу. Коровы – твари сообразительные.

Все вышло так, как сказал пастух: когда Лора подошла и решительно перебралась через перелаз, коровы вежливо посторонились, пропуская ее, и вскоре так привыкли к девочке, что сами расходились при ее приближении.

Лакеи вели себя отнюдь не столь благовоспитанно. В тот утренний час, когда Лора ежедневно являлась в особняк, они несли службу, вернее бездельничали, в задних комнатах, рядом с черным ходом, к которому следовало доставлять почту сэра Тимоти. При звуке дверного звонка двое или трое из них выскакивали за дверь, хватали из рук Лоры кожаную сумку и начинали перебрасываться ею, а иногда и пинали ее. Они ненавидели эту сумку, ведь в ней находилась их личная корреспонденция, и если сэр Тимоти объезжал поместье или занимался делами в своем рабочем кабинете, они были вынуждены дожидаться, пока он не сможет или не захочет ее открыть. Слуги винили хозяина в том, что он изучал почерк и почтовые штемпели на их письмах и допытывался, что внутри. Возможно, чем-то подобным сэр Тимоти действительно занимался, потому что во времена Лоры лакеям на почту приходили до востребования рекомендации по ставкам и рекламные проспекты букмекеров.

Вот почему почтовая сумка породила у них враждебное отношение к Лоре. Когда девочка впервые принесла в особняк почту, лакеи попросили, точнее, велели ей доставлять им на дом и письма до востребования. Мисс Лэйн, сторонница строгого соблюдения официальных правил, не позволила этого делать. Если письмо адресовано до востребования, сказала она, его надо востребовать. И хотя Лора, которая считала несправедливым, что корреспонденцию лакеев проверяют, точно они несмышленые школяры, смягчила послание мисс Лэйн, передавая его слугам сэра Тимоти, те все равно злились и, притворяясь, что дурачатся, отыгрывались на Лоре.

Они бесшумно подкрадывались к ней сзади и сильно хлопали по плечам, нахлобучивали ей на глаза шляпку, ерошили волосы или пытались ее поцеловать. Горничные, часто присутствовавшие при этом, поскольку домоправительница в это время пила с дворецким утренний кофе в своей комнате, только смеялись над замешательством девочки или присоединялись к забаве, бросая ей за шиворот камешки или щекоча лицо метелками для вытирания пыли.

– Выглядишь так, будто тебя задом наперед протащили сквозь живую изгородь, – заметила однажды жена старшего садовника, когда Лора оказалась особенно растрепанной; но, когда девочка поведала о том, что с ней случилось, только рассмеялась и заявила: – Ну, молодость дается всего раз. Надо получать от нее как можно больше удовольствия. Дай им достойный отпор, и они сразу научатся тебя уважать.

Лора не осмелилась рассказать об этом мисс Лэйн, потому что знала, что та пожалуется сэру Тимоти и раздует изрядную шумиху. Она предпочитала терпеть издевательства: в конце концов, они отнимали от прогулки, предоставлявшей ей щедрую компенсацию, всего несколько минут.

За исключением полевых работников, во время своего обхода Лора редко видела кого-либо среди домов. Порой она встречала плотника с мешком инструментов, который направлялся чинить изгородь или калитку, а иногда замечала самого сэра Тимоти с лопаткой в руках, совершавшего, по его собственному выражению, «проминку по поместью»; он приветствовал девочку со свойственным ему благодушием, называя ее «нашей маленькой главной почтмейстершей», и говорил, чтобы она пошла к старшему садовнику Гирингу и попросила его показать ей оранжереи и нарвать цветов. Это было весьма любезно со стороны сэра Тимоти, но мистер Гиринг и без его позволения, под свою ответственность, несколько раз водил Лору по длинным, теплым, сырым, благоухающим теплицам, срывая то тут, то там цветы и добавляя их к ее букету. Садовник говорил: «мои оранжереи», а его жена – «наши»; настоящий же