и либеральный из сынов Скотии, но судьба распорядилась, чтобы я обосновался именно в его кишечнике, и, сказать по правде, я здесь уже обжился. И переезжать не желаю. Нет, сэр. Как и ты сам, Брюс. Ты ведь тоже никуда не хотел уезжать до той первой из великих шахтерских забастовок последнего времени. Ты же помнишь ее, Брюс? Помнишь, как отец послал тебя и младшего брата Стиви воровать уголь у продавцов, чтобы было чем отапливать дом? Воровать тот самый уголь, который он собственными руками добыл из земли, но который стал потом собственностью других. Стиви. Ты был старше. Ты должен был присматривать за Стиви. Так заведено. Вы двое были всего лишь мальчишками, и вы оба ждали похода за углем, как большого приключения. Кроме того, ты надеялся, что сможешь наконец сделать нечто такое что понравится отцу. Вы легко проскользнули за проржавевшую железную ограду и оказались перед громадной горой угля. Давай заберемся наверх, предложил ты. Или это предложил Стиви? Кто полез первым, кто последовал за кем теперь это уже не важно. Просто два мальчугана решили поиграть. Обычная мальчишеская игра. Но вот ты слышишь, как он кричит: Я король замка, а ты грязный вор! Это Стиви кричит тебе, глядя сверху вниз, и ты видишь его личико, кривящееся в подражание жестокому деспоту. Младший оказался быстрее и опередил старшего. Он вообще лучше во всем. Более отзывчивый, более общительный, как говорят все, не то что другой, тихий и нелюдимый. Их и в поселке так называли: Стиви Робертсон и Другой Парень. Ты злишься на брата за еще одно унижение, еще одно напоминание о том, что он - Стиви Робертсон а ты - Другой. Ты ругаешься и толкаешь Стиви, и мальчик теряет равновесие и падает. Сначала летит вниз по крутому склону, потом постепенно замедляет движение и сползает к открытому люку бункера. Он пытается выбраться, но гора уже ожила, начинает сход, тебя охватывает странное возбуждение, смешанное с парализующим страхом. Уголь ползет, ползет и накрывает Стиви, сбрасывая его в бункер. Ты тоже оказываешься внизу, но не в бункере, потому что он уже заполнен. Тебя накрывает грязное, вонючее ископаемое топливо. Ты ничего не видишь. Ты стараешься не поддаться панике и выкарабкиваешься из-под угля, туда, к свету. Густая черная пыль забивает нос, наполняет легкие, но ты все же кричишь: СТИВИ! Приходит ночной сторож, видит тебя, вылезшего из кучи, и гонит прочь. Но ты не уходишь, ты говоришь ему, что там твой брат. Ты снова лезешь в уголь, роешь и кричишь: Выбирайся на свет, Стиви! Ночной сторож тоже роет уголь.. Приходят и другие. Кто-то говорит, что нужна кислородная труба. Люди копают. Время идет. Настроение падает. Приходит отец. И как раз в это время вытаскивают Стиви, помятого, черного, неживого. Он опускается на землю рядом с телом сына и плачет. Матери еще нет. Отец поворачивается в твою сторону и поднимает руку. Все замолкают. Ты уже знаешь, что он скажет, поэтому его слова не становятся для тебя шоком, а возможно, ты уже в шоке, потому что все вокруг движутся, словно при замедленной съемке, и люди как бы отдаляются, и их голоса звучат глуше, чем обычно. Эта тварь убила его кричит отец, этот ублюдок убил его, это дьявольское семя убило моего мальчика! Ты смотришь на него в упор. В тебе борются два желания: опровергнуть обвинение и подтвердить его. Ты не мой сын! Ты никогда не был моим сыном! Мерзость! Дрянь! Он поднимается и бросается к тебе. Ты чувствуешь, как чья-то рука ложится на твое плечо. Какой-то мужчина отводит тебя в сторону, пока другие удерживают твоего отца. Потом ты будешь работать с этим человеком и узнаешь, что его зовут Кроуфорд Даглас. Он отводит тебя к твоей бабушке, у которой ты отныне станешь жить. Теперь ты знаешь, что тот, кого ты считал своим отцом, на самом деле таковым не является. Новость не приносит тебе утешения. Все, чего ты всегда хотел, это быть частью большого целого. И вот Стиви больше нет. А ты не испытываешь по этому поводу никаких чувств.)

Это неправда Это не правда

Меня выписывают. Жду такси.

- Неужели нет никого, кто мог бы отвезти вас домой? - озабоченно спрашивает медсестра.

- Нет, - говорю я.

Она смотрит на меня с тошнотворной жалостью и уходит заниматься другими делами. Вместо нее появляется какой-то недоделок с приклеенной к губам фиолетовой жестянкой. Передает банку мне. Делаю глоток, ожидая, что сейчас икну от пролившейся в глотку тягучей, сиропистой жидкости, но ничего не происходит.

- Я уже и не помню, сколько раз сюда попадал, - сообщает он. - Соскочил с иглы и подсел ют на это.

«Теннентс» не рекламируют фиолетовые банки. Это не пиво; они знают, что наркотик в них так же крепок, как героин или крэк. Они знают, что сильнодействующие наркотики не нуждаются в представлении. Отчаявшиеся всегда найдут их сами. После виски самый ходовой экспортный товар Шотландии. Приходит белый человек. Забирает у вас землю. Дает вам виски. А когда вы уже думаете, что можете спокойно вернуться к воде, он даст вам фиолетовую банку. Идет белый калидонский Ку-клукс-клан.

- Такси за Робертсоном. Еду домой.

Возвращается медсестра. От нее приятно пахнет. Не по-больничному. Не так, как пахнет от сброда. Не так, как пахнет от меня.

- Мне бы хотелось, чтобы вы находились под чьим-то наблюдением, - говорит она, дотрагиваясь до моей руки.

Вообще-то я никогда не бываю по-настоящему одинок. Но голоса замолкли. Временно.

Улыбаюсь и иду за таксистом. Мне бы тоже хотелось побыть с кем-то (Ты отправился к бабушке в Пеникуик. Она не стала рассказывать тебе о твоем настоящем отце, упомянула только, что он болел и умер. Тот, кого ты называл отцом, тот, кто дал тебе свое имя, стал просто мистером Робертсоном. Он уже не был для тебя отцом, и ты думал о нем только как о человеке, за которого вышла замуж твоя мать.) Фиолетовая жестянка уничтожит Америку, если только они надумают импортировать ее туда... уделаем мы и жалких русских попрошаек, оказавшихся с приходом капитализма на улице.

Уничтожим избыточную рабочую силу! Уничтожим с помощью фиолетовой банки! Не давайте им «экстази»! Не надо, чтобы они танцевали! Пусть умирают унылыми, шатающимися, отупевшими! Только сделайте покрасивше! Пусть фиолетовая банка смотрит на них с афиш и растяжек. Главное - держите подальше настоящее, то, что им действительно нужно.

(В Пеникуике тебе жилось лучше. Бабушка постоянно пребывала в алкогольном ступоре и была добра, иногда приезжала мать. Изредка она даже привозила с собой твою сводную сестру. Мистер Робертсон не должен об этом знать, повторяла она. Co временем непреходящее выражение жалости на ее лице начало вызывать у тебя такое отвращение, что ты даже подумал, не стоит ли известить Иена Робертсона о том, что ты видел его малышку.)

И белая калидонская раса пройдет по Земле, как колесница Джаггернаута... как та штука с альбома какой-то дерьмовой металлической группы... забыл название...

(Когда девочка подросла, мать перестала привозить ее с собой. Потом у нее родился еще один сын, и визиты стали реже, а потом и прекратились совсем. Для тебя это прошло почти незамеченным. В школе ты вел себя тихо, много работал, и учителя были тобой довольны. А вот с ровесниками отношения не складывались. Ты не мог дождаться, когда же вырастешь. Ты хотел быть большим и сильным. Ночью приходили кошмары. Ты спал с включенным светом. Всегда. Однажды ты отправился с бабушкой в церковь, где признался священнику в своих грехах. Бабушка по-своему любила тебя, но с твоей матерью, своей дочерью, ладила не очень хорошо.)