И «Деркс», словно отвечая на просьбу, дернулся наподобие рвущегося в карьер мустанга, негодующего, почему его всадник так крепко тянет уздцы. Но Милар пока не спешил вытягивать из двигателя и подвески все силы. Он чего-то ждал.

А Ардан буквально всем телом ощущал дрожь, идущую от вращающихся механических деталей, приводимых в действие сгорающим в камере дизелем и его парами. Поршни стучали внутри движка, и вибрация буквально пронизывала салон насквозь.

Очередной поворот, внутри которого Милар всего на волосок разминулся с ошарашенным водителем грузовика, едущего куда-то в сторону промышленных районов. Груженый щебнем, он едва не сорвал тяжелые покрова со своего «ковша», попутно разбрасывая крошку по крышам других автомобилей.

Каменным дождем та застучала и по «Дерксу» напарников.

Преступники же прыгали по потоку встревоженными блохами, то и дело опережая, а порой и обгоняя попутный транспорт, вылетая ненадолго на встречку. Ардан, даже если бы имел куда больше опыта за рулем, чем тот минимум, которому обучился, потерял бы их еще несколько поворотов тому назад, но не Милар.

Он вцепился в них с усердием и прочностью челюсти бойцовского пса и не собирался отпускать. Рычал двигатель и скалился потускневшим хромом старенький бампер, а капитан снова пережал педали и, в очередной раз понизив передачу, рванул вдоль попутного, дорогущего автомобиля. Водитель — мужчина лет сорока, явно не был доволен, что его, всего такого холеного, везущего рядом с собой молодую девушку весьма характерной наружности, обошли сперва слева, а затем и справа.

Но кому не все равно…

— Наколдуй уже что-нибудь! — рявкнул Милар. — Мы только на поворотах их догнать можем!

Ардан, вспоминая свою первую и, до этого дня, последнюю погоню в районе Первородных, держась свободной рукой за рукоять над окном, прокричал, перекрывая рев двигателя и грохот подвески:

— Плохая идея!

И, как если бы лже-Тантовой пришла точно такая же мысль, она вытянула из окна когтистую ладонь. На её пальцах вспыхнуло алое свечение и копье, сформированное из кристаллической крови, ударило в леса, возведенные на фасаде ближайшего здания.

Десятки деревянных балок, толщиной в мужскую ладонь, рассекло с той же легкостью, с которой раскаленный нож проходит через свежее масло. Закричали хватающиеся за канаты и веревки работники, а балки выпотрошенным спичечным коробком полетели на дорогу. Снова засвистели гудки клаксонов, завизжали шины и гудящие рессоры, а автомобили, в попытке избежать смертельной опасности, врезались друг в друга. Некоторым не везло и вместо того, чтобы влететь в чей-то багажник, они сминались под весом падающих сверху лесов.

Милар, не сбавляя хода, будто чувствуя, где в следующее мгновение упадет балка, петлял зайцем по разом освободившейся дороге. А вампирша не останавливалась. И, раз за разом, с её пальцев срывались все новые копья. Причем метала она их таким образом, чтобы балки падали исключительно позади их машины, так что каким бы умелым водителем не являлся Милар — расстояние между ними все увеличивалось. И несмотря на то, что с каждым новым броском копья становились все тоньше и прозрачнее, становилось понятно…

— Уйдут ведь! — в тон двигателю, прорычал Милар.

В этот момент автомобиль беглецов вылетел на Портовую Набережную. Судя по всему, вампирша и её водитель мчали в сторону Ночных Доков. Милар, прежде сокративший расстояние буквально до нескольких корпусов, теперь вновь пытался сократить пропасть, выросшую почти до пятидесяти метров. А позади них… улица пылала и грохотала не хуже, чем недавно Императорский Архив.

Ардан посмотрел на бьющуюся о гранитный берег Ньюву.

— Не уйдут, — произнес он и прикрыл глаза.

Вдох. Выдох.

На протяжении почти года он каждый день прогуливался по набережным, а вечерами сидел и смотрел на канал Маркова. Вглядывался в темные недра глубокой реки. Древней и могучей. Куда древнее и старше, чем город, выросший на её берегах. Люди и Первородные сковали её берега убитым камнем, пытаясь спеленать черные воды своей волей. И река сделала вид, что смирилась, но она лишь притворялась. Время от времени та напоминала о своем могучем, грозном нраве. Невзирая на плотины и высокие берега набережных, она обрушивалась на город мощными наводнениями. Чтобы люди и Первородные, которых она помнила еще младенцами, не забывали о том, по чьей милости они могут ходить по этим набережным.

Вдох. Выдох.

Целый год Ардан вслушивался в её шепот. Тихий и сонный шепот пенной ряби в спокойный, погожий день. В быстрый и ретивый шепот жирных хлопков, когда река жадно пожирала капли дождей и ливней. В почти яростный и грозный шепот волн, бьющих о гранит в шторма и ветра. И усталый, бренный шепот, когда река куталась в ледяное одеяло, чтобы отдохнуть от своей извечной борьбы с камнем. Борьбы, в которой рано или поздно, но она одержит свою неминуемую победу и вновь, как и сотни тысяч лет тому назад, долина падет ниц перед её величием, и она вновь разольется на километры вокруг.

Вдох. Выдох.

Ардан потянулся к этому шепоту.

Целый год он слушал его.

Узнавал.

Знакомился, спрашивая у реки, что та может ему рассказать о временах, когда мир еще спал. И рассказывал ей то, что видел сам. И река ему отвечала. Как и тогда, в горах Алькады. Он слушал её истории и делился своими.

Чтобы, когда придет время, наполнить свои уста её шепотом, а свои ритм сердца сменить биением её черной глади о гранит.

Ардан, не открывая глаз, схватился за посох. Говорящим и Эан’Хане не требовалось замыкать, как Звездным Магам, Лей с Лей-линиями.

И потому, когда он раздул своей волей осколок имени, которым река с ним поделилась, та ответила.

Милар что-то кричал. Кажется о том, что он уже предупреждал Арда, чтобы тот не использовал искусство Эан’Хане. Но Ардан не слышал.

Он не слышал ничего, кроме шума реки. Он забирал все больше и больше воли. Навещал самые дальние уголки своего сердца, забегал в самые глубокие недра своего разума, чтобы взять все, что только мог унести. Чтобы наполнить шепот.

Чтобы тот сперва стал словом.

А затем криком.

А под конец и ревом.

И когда он открыл глаза и поднял ладонь, то река взревела. Её гладь вспенилась белой пургой и исполинская длань, повторяющая очертания руки Ардана, взмыла из этой пены.

Ньюва гремела и ревела.

Десятки тонн водной массы обрушились на дорогу, с легкостью поднимая жалкую букашку, возомнившую о себе, что та всесильна. Будто сорвавшийся листик в ливень, водяная длань отбросила автомобиль в сторону, впечатав в забор, возведенный