Сабадель, неотрывно глядя на Клару, пояснил Ривейро:

– На том соборе постановили, что Христос – сын Бога, но поскольку Иисуса сотворил Господь, он не может быть подлинно божественной сущностью. Так собор согласился, что Святой Дух стоит вровень с Богом Отцом и Богом Сыном, и так появилось учение о Троице.

Ривейро скривился. Его уже начинала утомлять эта божественная чушь.

Валентина вдруг направилась к матери-настоятельнице, подошла к ней почти вплотную. Та холодно наблюдала за ней.

– Давид Бьесго умер во вторник 9 июля, его отравили. Он приехал поговорить с вами, находился в этой самой комнате. Наверное, прямо здесь или где-то еще в монастыре он выпил с вами чаю, отвар из листьев тиса. Врач тоже был полным ничтожеством, как и Педро Салас? Зачем вы его убили?

– Вы не перестаете удивлять меня, лейтенант. Я подозревала, что вы способны отыскать верный путь, но не думала, что сумеете разглядеть каждый камешек на тропе. Да так быстро. Поздравляю. Уничтожив Саласа, я сделала подарок человечеству. Бьесго пришлось устранить исключительно из прагматичных соображений. Очень жаль, ведь он был неплохим врачом. Но он был всего лишь человеком, ему оставалось не так уж много времени. Когда-то, осматривая Хану, он понял, что она уже была матерью, и предположил, что что-то пошло не так в первый раз. Сначала она отмалчивалась, моя невинная овечка. Но Бьесго был умен, он догадался, что она родила незамужней. Простая служанка, ставшая сеньорой в результате удачного брака. А когда на вилле “Марина” нашли кости, он все сложил воедино и отправился поговорить с Ханой. Он думал, что она убила ребенка, а потом спрятала тело в доме, где раньше прислуживала ее сестра и где потом она сама стала госпожой.

– А это не так?

– Нет, конечно. Моя сестра не убивала. Девочка родилась мертвой, я своими руками положила ее в ту нишу. Цемент еще не затвердел. Крохотный ребеночек. Мы не знали, что детей двое. Вторая девочка родилась здоровой, мы назвали ее Лусией. Но Хана призналась Бьесго, все ему рассказала, после чего он приехал сюда, начал задавать вопросы и твердил, что мы не можем и дальше скрывать случившееся много лет назад, что нужно похоронить ребенка по-христиански… И это он говорил мне! Кому бы на моем месте понравилась такая наглость? Стало ясно, что он примется и дальше досаждать сестре, так что я позаботилась о нем. Не понимаю, к чему столько переполоха из-за двух стариков. Можно подумать, мир без них перестанет вертеться.

– Похоже, что так. Для Ханы он перестал вертеться. Она, напомню, из-за этого покончила с собой, – жестко ответила Валентина.

– Не стоило ей этого делать. Она должна была понимать, что причинит мне боль. Но она была слабой.

– Боль? Вам? Может, она так пыталась остановить вас, Клара, чтобы вы перестали защищать ее, убивая людей? Вам такое не приходило в голову? Своей дочери Кларе Мухике она сказала, что смерть Давида Бьесго на ее совести. Она чувствовала себя ответственной за то, что вы творили от ее имени, и я уверена, что она никогда не просила вас никого убивать ради нее.

– Как она могла просить меня о таком? Это не в ее духе. Она была честолюбива, но неразумна. Позволила бы волку сожрать себя. А я – нет, я всегда заботилась о ней, и в открытую, и тайком, она даже не всегда догадывалась, и это благодаря мне у нее все сложилось неплохо. Вы, люди, такие двуличные существа, такие падкие до морали… Неужто вы думаете, что ее судьба могла сложиться так, как сложилась, без моих пригляда и участия?

Валентина вспомнила слова Оливера, что он сказал на смотровой площадке у Пляжа безумцев. Она тогда объясняла ему, что психопат вынужден постоянно менять место пребывания, а Оливер возразил: только если у него нет надежного убежища. А что может быть лучшим убежищем, чем монастырь?

– Тем не менее, когда мы в первый раз беседовали с Ханой, она заявила, что вы мертвы. Почему? Она пыталась вас защитить?

Клара разразилась театральным хохотом.

– Защитить меня?! Меня! Нет… скажем так, у нас возникли разногласия. Кое-что, что я сделала, ей не понравилось. Она не должна была ни о чем узнать, но та маленькая… – она помешкала, словно подыскивая слово, – да, та маленькая шалость отдалила сестру от меня. Она решила, что хватит мне заботиться о ней, и это когда я уже положила мир к ее ногам. Моя милая Хана. Понимаете ли, для Ханы я уже лет сорок как мертва, но стоило возникнуть проблемам, она тотчас кинулась к Папочке Лису, – видите, сколь силен зов крови? И я поступила так, как и положено старшей сестре, – позаботилась о ней и защитила, как делала всегда. А кто защитит вас, лейтенант?

Валентина не повелась на ее провокации. Она сделала еще шаг. Ривейро и Сабадель встали у нее за спиной.

– А Хуан Рамон Бальеста? Вы отправили сестру Пилар в больницу Святой Клотильды припугнуть его?

– Вы меня разочаровываете. Вы правда считаете, что королеве пристало терять время на пешку? На какую-то там жалкую шестерку? Некоторые люди выделяются среди прочих, потому что наделены каким-никаким достоинством и принципами, которые я уважаю… Бальеста, в отличие от Однорукого, никогда не предавал моего брата. Я как-то с ним побеседовала и объяснила, что не стоит путаться под ногами у нашей семьи, но я сразу поняла, что это было излишне, что он человек достойный. Зачем бы мне на него тратить время?

– А Оливер Гордон? Он ведь ваш внучатый племянник. Разве вы не имеете отношения к угрозам, которые он получал?

Клара удивленно приподняла брови:

– Кто-то полез к детенышу? Я и не знала. Я не читала газет с того дня, когда Хана, моя дорогая Хана покинула нас. Любопытно было взглянуть на него, вылитый дед. – Она растянула губы в злой улыбке.

– Оливер похож на Игнасио Чакона?

– Знаете, что меня удивляет? – Клара проигнорировала ее вопрос. – Что вы так скоро до меня добрались. Неужто судье удалось получить ордер, миновав епархию? Какой смельчак – противостоять монашкам из закрытого ордена.

– Тетраоксид свинца, который вы используете для реставрации “Вознесения святого Франциска”, оставил заметный след на телах Педро Саласа и Давида Бьесго. Он и привел нас в вашу мастерскую и к вам. Доказательства весомые. Мне придется арестовать вас, Клара. Протяните руки, наручников под вашим одеянием видно не будет, сделаем все без лишнего шума. Пожалуйста,