Надвратная башня, украшенная бледной иконой Божьей Матери, тоже была срублена из толстых бревен, и каждый из пяти ее ярусов глядел на прибывающих гостей рядом темных крупнокалиберных стволов.

— Похоже, так просто сюда не подойдешь, — сделал вывод Матях, поглядывая наверх, но разочарование Москвой его не покидало.

У въезда, на удивление, никакой толкучки не происходило. Видимо, основные грузопотоки замыкались все-таки не на сам город, а на окружающие его монастыри и заводы. Правда, всадникам пришлось-таки перейти на шаг, въезжая в средние из трех распахнутых ворот. И здесь гостей ждал еще один сюрприз — в трехстах шагах прямо по улице, под дощатым навесом, лежали, глядя на них полуметровым зевом, два пищальных ствола.[127]

— Вот черт! — перекрестился, глядя на наряд артиллеристов боярский сын, но Илья Федотович уже увлекал его за собой по чавкающей перемешанным с грязью навозом улице.

Они снова перешли на рысь, промчались мимо нескольких окруженных частоколом дворов, оказались на берегу бурого ручья, около полукилометра проскакали вдоль, а потом отвернули в вымощенный деревянными чурбаками проулок. Грязи здесь не было, но извечный спутник самого «экологически чистого транспорта», истоптанный в труху конский навоз, лежал вдоль заборов толстым желтым слоем.

— Ну вот и прибыли. — Боярин Умильный, не скрывая довольной улыбки, спрыгнул на землю, взял коня под уздцы. Холопы тоже спешились. Трифон подбежал к воротам из толстых дубовых досок, развернулся, принялся неистово колотить пяткой:

— Эй, открывай! Уснули все там, что ли? Открывай, пока я створки не сковырнул!

Насчет «сковырнул» холоп явно погорячился — ворота весили столько, что, упав, раздавили бы человечка в лепешку. Однако угроза возымела действие: во дворе послышались шаги, приоткрылось окошко калитки.

— Кто тут смеет тревожить покой царского стольника?

— Неужели не узнаешь, балбесина?! — переметнулся к калитке Трифон. — Боярин Умильный Илья Федотович собственной персоной!

— С прошением, что ли? — сладко зевнул холопу в лицо привратник.

— Какое прошение! — задохнулся Трифон и даже запрыгал от возмущения. — Да наш боярин таких, как…

— Тришка, заткнись! — вовремя осадил холопа Умильный. — А я, смерд, пива приехал попить, а не глупости твои слушать.

— Пиво?! — Услышав волшебное слово, привратник моментально захлопнул окошко, и минуту спустя тяжелые створки поползли в стороны. Стал виден стоящий во дворе безобразный трехэтажный дом, похожий на очень старую дачу, которую хозяева по мере надобности надстраивали вверх, в стороны, спереди, сзади, прилепляли какие-то верандочки, крылечки, теремки, мансарды, пока первоначальный замысел не был окончательно погребен под грудой «новодела». Слева вдоль частокола шли конюшни, из которых слух Матяха уловил привычные вялые всхрапывания, перестукивание копыт. Справа — склады, амбары, сеновалы: сухая трава толстыми пучками пробивалась в щели между жердей. Наверное, где-то должны были находиться хлев и баня, но их Андрей пока не видел.

— Илюшка! — На одном из крылечек появился долговязый мужик лет сорока, с рыжей клочковатой бородой. Судя по парчовой тафье, усыпанной жемчугом, широкому золотому колье с множеством драгоценных камней, алой, сплошь вышитой золотыми и серебряными нитями рубашке, атласным штанам, заправленным в короткие сапожки, густо проклепанные золотыми бляшками с красными, зелеными и синими камешками, это и был хозяин дома.

— Костя! — Илья Федотович быстро двинулся вперед. Хозяин сбежал ему навстречу, и мужчины крепко обнялись, похлопывая друг друга ладонями по спинам.

Андрей, вздохнув, отвернулся, привычным движением отпустил подпругу, снял с холки тяжелые сумки.

— Эй, Кешка, иуда, — услышал он голос хозяина. — Коней примите у гостей. Холопов в людскую, накормить до отвала, две чарки вина дозволяю каждому.

— Постой, Костя, познакомить тебя хочу…

Матях почувствовал, что речь пойдет о нем, отпустил коня, шагнул к боярам.

— Вот, Костя, это боярский сын мой, именем Андрей, называемый Беспамятным, потому как после сечи с татарами не помнит ничего.

— Ну, здрав будь, Андрей Беспамятный, — протянул украшенную перстнями руку хозяин дома. — С тобой как, пиво сварить можно, али полушки считать привычен?

— А вон, сумка у него на плече для ссыпной, — рассмеялся Умильный, перешел к Матяху, хлопнул его по плечу: — Ну, пойдем. Попариться с дорожки надобно да пива попить с устатку. Иначе какие же мы гости?

— Дык, — ухмыльнулся хозяин и почесал крупный красный нос картошкой, — ты сперва ссыпь, а потом уже про пиво говори.

— Нет, ну какой же он все-таки жмотистый, — театрально поразился Илья Федотович, но по его веселому тону стало ясно, что за оскорбление его слова приняты не будут.

— Сами такого выбрали и наказ на жадность учредили, — злорадно расхохотался боярин. — Теперь не взыщи.

— Пошли сумки снимать, служивый, — тяжко вздохнул Илья Федотович. — Понесем ячмень в ссыпные закрома.

К удивлению боярского сына, Умильный собственноручно снял суму с зерном со своего коня и, не обращая внимания на холопов, понес к амбарам. Андрею оставалось только последовать его примеру.

Зато от амбара хозяин повел их не к крыльцу, по которому поднялись холопы, а за дом, к отдельному бревенчатому строению с единственным маленьким оконцем и высокой трубой. Они вошли — и в лицо дохнуло теплым паром.

— Она у вас что, постоянно топится? — удивился Андрей. Насколько он понимал, затопить баньку специально для гостей хозяин не мог, потому как об их приезде не знал.

— А как же иначе? — ничуть не смутился боярин. — Что же мне, в ковшике по вечерам умываться? С утра холопы топят, а дальше как Бог даст.

Он быстро сбросил с себя одежду, оставив только перстни на руках, шагнул в парилку. Гости последовали его примеру, нырнули в горячее помещение, пахнущее свежей листвой. Андрей, всем телом чувствуя, как проступающий через кожу пот начинает отслаивать корку многодневной грязи, тут же смешал бадью горячей воды, вылил себе на голову, смешал еще, снова окатился, а потом полез наверх, в самый жар, предвкушая, как после долгого холодного путешествия все его косточки наконец-то начнут пропитываться теплом.

— Вася и Ахмет где? — поинтересовался Умильный, тоже вытягиваясь на полке.

— На охоту намедни отправились. Степан в Кремле сегодня, караул ночной принял. Костя маленький и Черкес в воскресенье будущее прийти обещались. Лука тоже к тем выходным клялся приехать. Вроде обиду какую-то затаил. Да, о чем это я? Совсем ты меня заморочил…