– Нет, князь, уехала к Збаражским.

– Куда?! – изумился Курбский.

– К родственникам своим, Збаражским… – Что-то во взгляде слуги было такое, от чего хотелось ударить его наотмашь, но Курбский сдержался.

– Одна?

– С Анусей.

Князь не понимал, как возможно уехать к дальним родственникам только со служанкой без разрешения мужа?! Но он уже понял другое: если будет задавать вопросы дальше, то станет посмешищем перед слугами. Видно, во владениях самой княгини это принято, чтобы хозяйка разъезжала вот так вольно.

Андрей Михайлович решил поговорить с супругой по ее возвращении и напомнить, что она отныне замужняя женщина и не должна вести себя вольно.

Шел час за часом, а Марии Юрьевны все не было. Курбский начал уже беспокоиться, но слуги только лениво зевали, из чего князь еще раз сделал вывод, что такое поведение хозяйки для них привычно. Постепенно его охватывала злость, если Мария Юрьевна и дальше станет вести себя вот так, то каково же будет ему?! И Курбский решил завтра же перевезти свою красавицу в Ковель, там он быстрее отучит княгиню от вольностей и внушит надлежащее для супруги отношение и к мужу, и к супружеским обязанностям!

Княгиня приехала, когда в небе уже вовсю сияли крупные звезды, а большинство слуг улеглись спать. Курбский не спал, он сидел, мрачно глядя на огонь, пляшущий в камине, и размышлял над своей неудавшейся жизнью. Прислуга забегала, раздувая огонь в других каминах, зажигая свечи и торопливо накрывая на стол, потому как Мария Юрьевна явилась не одна. С ней прибыла веселая компания из молодых Збаражских и двух шляхтичей, гостивших у князя в имении. Женский смех, мужские голоса возмутили Курбского до глубины души, он поднялся было, чтобы указать на дверь нежданным гостям, но, только шагнув на порог большого зала, где собирались ужинать прибывшие, увидел… свою жену в объятьях Николая Сапеги! Уязвленный муж замер, не зная даже, что сказать, а милующаяся парочка уже опомнилась, княгиня рассмеялась:

– Князь Андрей, я проспорила воеводе поцелуй! Он твердил, что ты ждешь нас, а я думала, что ты давно спишь… – Мария Юрьевна кокетливо улыбнулась и развела руками: – Ты виновен, князь, что я проспорила!

После этого выговаривать при всех за непотребное поведение жене было по меньшей мере нелепо, князь Андрей фыркнул и удалился. Вслед раздался смешок супруги и звук протяжного поцелуя.

Курбский метался по своей опочивальне, кусая губы. Что делать?! Выгнать вон неверную жену? Но та в своем замке. Уехать самому, оставив ее здесь, чтобы почувствовала позор? А если не почувствует? Напротив, станут смеяться над ним.

Из залы долго раздавались смех и веселые вскрики. Курбский улегся спать, плотно закрыв дверь в свою опочивальню. Откуда-то выползла мысль, что ни в Юрьеве, ни в Москве вот такого быть не могло, там женщины знают свое место. Оно на шаг позади мужа! Заснуть быстро не удалось, князь сначала принялся вспоминать все, что знал о литовских вольностях, а потом московское житье-бытье.

Вывод о первом был неутешителен. Курбскому нравились вольности для себя, но совсем не нравилось тоже самое для других, тем паче для жены! Ему и в голову не приходило, что женщина может быть равна мужчине, а уж с кем-то обниматься?!. Сколько ни размышлял, ничего, кроме как увезти беспутную жену в Ковель и там запереть, не придумал.

Мысли о Москве и Юрьеве князь старательно гнал. Слишком явным было его предательство по отношению к троим – матери, давшей ему жизнь, его крови и плоти – сыну, и жене, давшей жизнь этому мальчику. О том, что случилось с ними, можно и не гадать, в Московии никто не отменял обычая казнить родственников изменника. Только раз за все время ему приснилась мать, она стояла, укоризненно глядя на сбежавшего сына, но стоило ему сделать шаг, как видение исчезло. Князь ходил в церковь, молил о прощении, ставил свечи, только не знал, как поминать, как живых или уже мертвых…

Заснул Курбский только с третьими петухами, но проснулся, как привык – рано утром. В замке было тихо. Поленья в камине давно прогорели, от двери тянуло холодом и сыростью. Но воеводе не пристало жаловаться на погоду, ему мешает лишь непролазная грязь из-за дождей или оттепель во время наступления. Князь поднялся, быстро оделся и вдруг направился в покои супруги. Нужно поговорить с ней сейчас, пока не проснулась толпа вчерашних гостей.

Дверь в опочивальню княгини была заперта, Курбский постарался идти шумно, с тоской поняв, что надеется таким способом спугнуть любовника, если тот в постели у его супруги! Осознав это, он разозлился окончательно.

Княгиня была одна, девка, открывшая наконец дверь, ойкнула и метнулась вон, видно, злость князя была написана на лице. Глядя на зарывшуюся в кружева постели жену, Курбский закипал все сильнее.

– Княгиня Мария Юрьевна! Объяви своим гостям, что мы сегодня же отъезжаем в Ковель!

Красавицу гнев мужа нимало не смутил. Она сладко потянулась и капризным тоном объявила:

– Ну вот еще! Князь, ты вчера был невыносим! Не выйти к гостям, не приветствовать их… Я сказала, что ты болен…

– Гостей в дом имеет право приводить муж, а не жена! – Голос Курбского даже захрипел. Пани Мария широко распахнула глаза. Ого! А он еще и ревнует?! Это неплохо бы, с одной стороны, но с другой – гнев мужа обещал немало неприятностей в будущем. Не поторопилась ли она связать свою судьбу с этим русским красавцем?

– Фу, какой ты московский медведь!.. – надула губки княгиня. Она все еще мнила себя молоденькой девушкой, был у Марии Юрьевны такой грех. Это сознание помогло красавице пережить двух мужей, вполне успешно наставляя рога обоим. Ее двоюродная сестра вообще сбежала от супруга с любовником, прихватив немалые капиталы, а когда беглянку все же вернули в лоно семьи, попросту напоила неудачника-мужа отравой. Нет, конечно, Мария Юрьевна не собиралась делать то же со своим московитом, но если тот будет и дальше продолжать вести себя дико, то найдет на медведя управу! Она не московская сиделица! Говорят, в Московии женщина и рта раскрыть не смеет, а уж из дома куда выйти без супруга и подавно…

Размышляя о бедных московских женах, княгиня даже забыла, что перед ней стоит разгневанный супруг и сверкает глазами. Когда наконец увидела эти глаза, то пришла в восторг, такого блеска она давненько ни у кого не видела!

– Ах, Андрей, как ты хорош! – Руки красавицы, выскользнувшие из рукавов (дорогую сорочку привезли из Кракова), протянулись к мужу. Другой бы бросился в объятия и покрыл эти руки поцелуями. Сначала руки, потом плечи, потом шею, потом грудь, потом все ниже и ниже… Но мечты женщины остались неосуществленными. Фыркнув, князь круто развернулся и выбежал вон. Вслед ему несся вздох:

– Медведь…

Но уезжать Мария Юрьевна никуда не собиралась, пусть себе князь кричит и даже топает ногами, она в своем замке и привыкла быть себе хозяйкой!

Курбский, убедившись, что строптивая супруга не намерена выполнять его повеление, снова ворвался в ее покои. После бурной ссоры, первой из огромного количества в их совместной жизни, когда княгиня открыто заявила, что сама себе хозяйка, потому как живет в своих владениях, Андрей Михайлович вдруг, злорадно усмехнувшись, шагнул к тайнику в стене. Он хорошо знал, что за ковром спрятаны документы на владения супруги. Мария Юрьевна бросилась наперерез, но отлетела на кровать, отброшенная твердой рукой мужа. Конечно, князь выше ростом и сильнее, потому смог выйти из покоев, унеся в поднятой руке грамоты, подтверждающие владение имением.