В мире этого бога жизнь не будет обязательно заканчиваться смертью. Не нужно будет убивать, чтобы питаться. Ни жестокая судьба, ни трагический случай не заберут никого раньше времени, равнины и леса будут кишеть животными, небеса – птицами, моря, озера и реки – рыбой.

Но детские желания хрупки, и теперь она понимала, что ни одно из них не сумело пережить бесцеремонного, жесткого безразличия, что сопровождает собой присущие взрослым горькие неизбежности: непреклонную гонку либо за трудноуловимыми доказательствами собственной значимости, либо за пресыщенной апатией удовлетворения. Добродетели изменились; глина нашла себе новые формы и в них затвердела, а взрослые взяли в руки оружие и поубивали друг друга ради этих форм. Она обнаружила, что в том новом мире, куда она выросла, покою места нет, нет вообще.

Она вспомнила, как сошла с корабля в город и оказалась в самой гуще шумных людишек с перепуганными глазками. Она видела вокруг себя, со всех сторон, ту войну, в которой каждый из них жил – изможденный солдат, сражающийся против демонов, реальных и воображаемых. Они дрались за статус, дрались за достоинство, дрались за то, чтобы вырвать и то, и другое у своих соседей, своих приятелей, своих сородичей. По сути, сама необходимость, что объединяла в целое семьи – а также селения, провинции и королевства, – основывалась на отчаянии и страхе, огораживающихся против всего неизвестного, чужого, угрожающего.

Форкрул ассейлы были совершенно правы, разрушая все это. Покой наступит, но на пути к покою потребуются суд и воздаяние. Народы Коланса и королевств к югу от него должны вернуться в детское состояние, а потом быть воссозданы заново. Сами они этого сделать не могут и не станут – слишком много всего тому мешает. Это уж как водится.

Весьма прискорбно, что ради достижения возобновимого равновесия приходится умирать тысячам и тысячам, но если альтернатива этому – смерть всех и каждого, о каком выборе тут может идти речь? Население подвергалось сортировке и выбраковке. Целые регионы опустошались, людей там не оставляли вообще – чтобы дать земле возможность исцелиться. Тем, кому было дозволено жить, пришлось делать это по-новому, под неумолимым руководством форкрул ассейлов.

Если бы восстановление к тому и сводилось, Доля была бы спокойна. Можно было бы добиться возобновляемости, достичь равновесия, может статься, родился бы и новый бог – из трезвой веры в реальность и ее весьма реальные ограничения, из истинной скромности и желания покоя. Эту веру можно было бы распространить по миру, а судьями ее были бы Чистые, а следом за ними – Водянистые.

Если бы только не Сердце, не этот сгусток мучений, добытый из глубин бухты. Столько силы – дикой, чужой, совершенной в своем отрицании. Наш бог был убит, но мы уже нашли путь к отмщению – нашли на’руков, разорвавших свои цепи и жаждущих крови прежних господ. Столько всего – и так близко.

Если бы только не Сердце, так обжегшее Преподобную, Безмятежного и прочих старейшин, так отравившее их души. Идеального равновесия не бывает – это известно любому из нас, – но здесь просияло новое решение, просияло столь ярко, что они ослепли ко всему остальному. Отвоеванные у к’чейн че’маллей Врата, очищенные от отвратительного древнего проклятия. Вновь вернувшийся к форкрул ассейлам Акраст Корвалейн, а потом врата – и мощь Сердца – помогут нам возродить нашего бога.

Мы снова сможем сделаться детьми.

Жертвы? Разумеется, но что-либо стоящее всегда их требует. Равновесие? Нам всего лишь следует разделаться с той силой, что вечно намерена его нарушать, – с человечеством.

Ответом нашим будет уничтожение. Выбраковка сделается абсолютной. Выбраковка – как ампутация целого вида.

«Сделаем Сердце нашим знаменем! Поднимем его высоко, чтобы каждый услышал его зловещий пульс! Неужели против разрушений, которые несет с собой человечество, у нас не найдется союзников?»

Союзники. О да, Преподобная, союзники у нас нашлись.

И я не устаю повторять себе, что в будущем нас ждет покой – покой моего детства, покой гармонии, покой молчаливого мира. Все, что требуется, чтобы его достичь, – ограниченное кровопускание. Совсем ограниченное.

Только потом, сестра Преподобная, я смотрю в твои древние глаза и вижу в них, что страсть наших союзников заразила и тебя. Тисте лиосан, элейнты, Господин и Госпожа Обители Зверя – они же не хотят ничего, кроме хаоса, анархии, разрушения, конца эпохи богов и эпохи людей. Как и ты, они жаждут крови, но вовсе не ограниченного кровопускания. Нет, им нужны моря, океаны крови!

Сестра Преподобная, когда настанет время, мы тебя остановим. Тишь нашла оружие, годное, чтобы положить конец твоим безумным амбициям.

Песок под ногами лишь негромко шептал, но в ее сознании земля под ней сотрясалась от каждого шага. Солнце немилосердно жгло белую кожу лица, но костер мыслей пылал еще жарче. Доносившиеся с берега голоса – они звучали уже совсем близко – не были способны поколебать ее твердой бескомпромиссности, и однако в них она слышала подобие… надежды.

– Равновесие, – негромко проговорила она. – Ты вынуждаешь нас на это, сестра Преподобная. Ты дошла до самого предела, и мы обязаны тебя остановить. Тишь нашла нужное нам оружие. Обрушь на нас всю ярость своего безумия – мы ответим такой же, и превыше того.

Сказать по правде, судьба человечества ее мало волновала. Если им суждено исчезнуть, значит, так тому и быть. Важен – здесь и сейчас, и в будущем тоже – принцип. У равновесия есть заклятый враг, имя которому – амбиции. Ты забыла об этом, сестра Преподобная, нам придется тебе напомнить. Что мы и сделаем.

Она взошла на высокую дюну у самой береговой полосы. В пятнадцати шагах под ней собралась сейчас дюжина или около того человек – похоже, поглощенных спором. В бухте же стоял корабль, и при виде его причудливых обводов Долю пробрала дрожь. Яггутский. Вот же болваны!

Она двинулась вниз.

Первые двое моряков, что ее заметили, взвизгнули в унисон. Сверкнули клинки, люди кинулись на нее.

– Я желаю говорить…

Сабельный выпад в лицо. Она уклонилась от удара, перехватила запястье нападавшего и сжала так, что хрустнули кости. Человек взвыл, а она, шагнув к нему, вонзила пальцы в горло. Из разинутого рта брызнула кровь, он выпучил глаза и повалился навзничь. В живот ей устремился нож. Ее туловище сложилось посередине, так что атака прошла мимо. Резко выбросив руку, она схватила женщину за голову и раздавила череп, словно яичную скорлупу.

В левое плечо ударила еще одна сабля и со стуком отскочила, словно от твердой древесины. Доля зашипела и развернулась. Двумя стремительными ударами сломала противнику шею. Нахмурилась и медленно двинулась вперед. Тела разлетались по сторонам от ее хлещущих рук. Крики сделались оглушительными…

Потом те, кому удалось выжить, побросали оружие и кинулись прочь. Стоять остались лишь четверо у самой воды, в тридцати шагах отсюда: мужчина и трое женщин. Доля двинулась к ним.