Это – «когда-нибудь», там – «через тысячу лет», а реально сейчас, история ставит в свой российский порядок дня, не новую Социальную Революцию (откуда бы было ей взяться в Советской России, в почве которой на месте выкорчеванных в 17-м году и раньше вековых корней никаких новых пока не выросло), и не то «столкновение партийной верхушки с партийными массами», на которое уповает Далин, а столкновение российского народа с советской властью – ликвидация у нас тоталитарной «системы». «Ход и исход» этого политического кризиса определится, конечно, не «происшедшими за последние 15 лет переменами в коммунистической партии», а создавшимся за десятилетия диктатуры духовным и политическим уровнем российских народов.

Будущее рисуется Далину, идущим по Гегелю-Марксу, – «переходом количества в качество». Ну, пусть «количество-качество»: дело не в словах. Но когда под количеством разумеют накопление нового «внутри коммунистического движения», а под новым качеством – превращение советской полуинтеллигенции в интеллигенцию – эмбрион будущей «белой кости», – марксистская формула перестает быть невинной словесностью и превращается в опасный большевизанский «зигзаг»…

Недомолвки, неясности и противоречия в рисуемой Д. Далиным картине ожидающих Россию зигзагов бросаются читателю в глаза. Останавливаться на них не имеет смысла. Но важно отметить и подчеркнуть главный источник и корень их. Он очевиден и ясен. Это – подмена «Великой Российской Революции» одним, очень важным, правда, и судьбоносным ее этапом – возведение в ранг Революции октябрьского ленинского «Coup d'Etat»82. He изжитый еще доселе советский период русской истории – не вся Революция, а лишь один из ее эпизодов – террористический «пролетарский» этап, аналогичный «санкюлотскому» марато-робеспьеровскому этапу во Франции.

Надо запомнить: «Великая Революция» в России не произошла, а происходит; мы на одном лишь из первых ее этапов. И началась она не «Октябрем», как полагают коммунисты и коммунизаны, и не «Февралем» даже, как любят подчеркивать наши «революционные демократы» (ненавистные большевикам «меньшевики и эсэры»), а раньше – стихийным народным движением «пятого» года, создавшего в России демократический климат Государственных Дум и признанных законом «октябрьских» (пятого года) свобод, или, может быть, и еще раньше – общественными движениями 60-х и 20-х годов прошлого века – эпохами «великих реформ» и декабрьского покушения. Советский период – не первый период Российской Революции, а период ликвидации советского строя не последний ее этап, как во Франции ликвидация марато-робеспьеровщины не была последним этапом ее Революции, а открывала собою растянувшийся на 70 лет ряд новых ее этапов.

Событии Истории, в их конкретности, единичны, неповторимы. Искать в Истории аналогий и параллелей можно с большими лишь оговорками и условно. Однако, в развитии культурно родственных (в данном случае, европейских) стран некий параллелизм, без сомнения, существует, и метод сопоставления к изучению его приложим.

В силу географических, исторических и этнографических особенностей России, этапы ее Революции оказываются длительнее французских: во Франции, собственно, санкюлотский период длился не более четырех лет; в России «пролетарский» перевалил уже за четвертый десяток. Возможно, что и следующие этапы нашей Революции окажутся более длительными. Сейчас, с большею уверенностью, пользуясь тем же методом аналогии, мы можем предвидеть в них только одно: все они (как бы ни были они бурны по внешности), несут России не новое разорение, а постепенный выход из старого, созданного советчиной – постепенное выздоровление народного тела и народной души от грозившей им смертью «октябрьской» болезни, приближение к осуществлению великого замысла пореволюционной – обновленной России, возвращение страны, в какой-то, неведомой нам пока, форме, на ее покинутый временно исторический путь. «В отличие от океанских бурь, писали мы 5 лет тому назад в нашем 13-м сборнике (“За Свободу России”), революционные бури не завершаются, а открываются, обычно, «девятым валом»: он вздымается в великих революциях первым, а все следующие валы отмечают уже постепенное утишение бури, и вхождение взвихренной стихии в новые спокойные берега. Так последовавшие за «термидором» валы Французской Революции, все – не исключая самого шумного из них – 48-го года – явились этапами постепенного устроения и выявления нового, пореволюционного строя: «Брюмер» покончил е анархией демагогов, «Реставрация» – с якобинским милитаризмом, «Июльская» (30-го года) революция – с легитимизмом, «Февральская» (48-го года) – с цензовым парламентаризмом и т. д., пока «4-е сентября» 71-го года не осуществило, наконец, в лице 3-й Французской Республики, заданный Франции и Европе 1789-м годом, тип «буржуазно-демократического» пореволюционного государства.

Наш «девятый вал» отшумел, но не им, не ликвидацией его последствий (советчины) Российская Революция закончится. Впереди нас ждут, вероятно, еще новые, неведомые пока, этапы. После сокрушения народом советской власти «маятник Революции, писали мы в упомянутом сборнике, не раз качнется, вероятно, и вправо, и влево, пока в какой-то исторический Час не остановится над, поистине пореволюционной, обновленной Россией».

Какой, в точности, будет эта Россия – гадать бесполезно, но мы имеем основание верить, что уничтоженные у нас «Февралем» – старо-сословный строй и сословные предрассудки – уничтожены навсегда, а уничтоженные «Октябрем» – начала правового режима и демократии – в какой-то мере непременно вернутся.

«Возрождение» (Париж, 1949–1974) – «Литературно-политические тетради. Независимый орган национальной мысли». Журнал был основан как продолжение газеты «Возрождение». Выходил 6 раз в год, с 1955 года – ежемесячно. Девиз: «Величие и свобода России. Достоинство и права человека. Преемственность и рост культуры».

Андрей Митрофанович Ренников (наст. фам. Селитренников) (1882–1957) – журналист, прозаик, драматург. До революции был сотрудником и редактором отдела «Внутренние известия» в газете «Новое время».

В 1919 г. редактировал газету «Заря России» в Ростове-на-Дону. В 1921 г. вместе с М.А. Сувориным возрождал газету «Новое время». С 1926 г. жил в Париже, печатался в газете «Возрождение», вел рубрику «Маленький фельетон». Столь же активно выступал и в журнале «Возрождение». «Могучий язык» – образец жанра «маленького фельетона» и постоянной борьбы русской зарубежной прессы против «денационализации разных степеней».

С непритворным вдохновением, с неподдельной гордостью писал Гоголь о нашем родном русском языке: «Дивишься его драгоценности… Что ни звук, то подарок. Все зернисто, крупно, как сам жемчуг… И, право, иное название еще драгоценнее самой вещи. Сам необыкновенный язык наш есть еще тайна. В нем все тона и оттенки. Язык, который сам по себе уже поэт…»

Не менее восторженно говорил о нашем языке и Тургенев: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, – ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!»