— И когда едете?

— Поезд через два часа.

— Ой ты, господи, что же мы сидим тогда. Тебя же собрать нужно в дорогу. Путь-то неблизкий.

Всё тамбовское руководство сидело в одном из залов Совнаркома в ожидании московских товарищей. Они молчали: во-первых, сказывалось волнение, поскольку в том, что сейчас происходило в губернии, и они, частично, были виноваты — не предусмотрели заранее и не предотвратили вовремя; во-вторых, всё, о чём хотелось сказать друг другу, обсудили в дороге. Роли были распределены заранее: первое слово скажет председатель губисполкома Шлихтер, затем секретарь губкома Райвид дополнит. Основной доклад за Подберёзкиным и, коли понадобится, председатель губчека доложит ситуацию последних дней.

Наконец, дверь открылась и в зале появился Феликс Эдмундович Дзержинский, невысокий, с едва заметным животиком, но подтянутый и с узнаваемой издалека бородкой клинышком. За ним член Совета труда и обороны и заместитель председателя Реввоенсовета республики Эфраим Маркович Склянский, и начальник ВНУС, член коллегии ВЧК Василий Степанович Корнев.

— Здравствуйте, товарищи! — поздоровался Дзержинский. — Владимир Ильич с минуты на минуту подойдёт.

Тамбовчане поднялись, приветствуя вошедших. Поздоровались каждый с каждым, при этом называя себя. Едва все расселись по своим местам, высокая двустворчатая белая дверь отворилась и в зал вошли Калинин, Антонов-Овсеенко и Ленин. Быстрой, решительной походкой предсовнаркома направился к заранее известному ему креслу, бросив на ходу:

— Здравствуйте, товарищи!

— Здравствуйте, товарищ Ленин.

— Ну-с, можем приступать! Прошу заметить, товарищи, что данное совещание архиважно для всех нас и для судьбы революции и советской власти в самом центре России. Мы должны положить конец кулацко-эсеровским бандитским выступлениям, чтобы другим неповадно было. Я бы хотел услышать товарищей из Тамбова. Свежие новости да ещё из первых уст — всегда архиценны.

Ленин замолчал и своим характерным прищуром глаз осмотрел тамбовчан.

— Я попрошу выступать коротко, чётко давать свои оценки и предлагать выход из создавшегося положения, — взял слово Дзержинский.

— В котором, кстати, есть доля вины и присутствующих товарищей, — добавил Склянский.

— А вот мы сейчас и разберёмся, есть ли в этом доля вины товарищей из Тамбова, — вступился за гостей Ленин.

Как заранее и предполагалось, первым слово взял руководитель делегации Александр Григорьевич Шлихтер, которого, кстати, Ленин очень хорошо знал по прежней работе: в первые годы советской власти Шлихтер был наркомом земледелия и наркомом продовольствия РСФСР, чрезвычайным комиссаром по продовольствию в Сибири, наконец, наркомом продовольствия Украины.

— Откровенно говоря, Владимир Ильич, мятеж в губернии застал нас врасплох. Конечно, мы знали о существовании банды Антонова — немало коммунистов и советских активистов погибло от его рук. Но то, что её действия примут такой размах, было для нас совершенно неожиданным. Отсюда и трудность борьбы с ним. Боюсь, что мы не справимся местными силами.

Разговор складывался правильный, деловой. Ленин и Дзержинский неоднократно прерывали выступавших, задавая интересующие их вопросы по ходу, или прося уточнить те или иные детали. Наконец, дошла очередь и до Захара Подберёзкина.

— Вот тут товарищ Склянский пытался обвинить нас в том, что и мы-де виноваты в создавшейся у нас в губернии обстановке, — начал своё выступление Подберёзкин. — Но я скажу так: виновата, скорее, экономическая ситуация, исторически сложившаяся в Тамбовской губернии. Нашу губернию по её хозяйственным условиям надо считать исключительно аграрной. Промышленность у нас слабо развита, рабочий класс слишком малочислен. Из трёх миллионов шестисот тысяч жителей Тамбовской губернии крестьяне составляют 92, 7 процента. Подавляющая же часть рабочих (из общего числа пятьдесят пять с половиной тысяч человек) занята на мелких и средних предприятиях, которые находятся в сельской местности и носят кустарный характер. Посему партия эсеров и пустила в губернии глубокие корни. Тамбовская же организация социалистов-революционеров наиболее крепкая из всех...

Захар посмотрел на Ленина. Тот, иногда согласно кивая, что-то строчил своим мелким бисером на лежавших перед ним листках бумаги.

— Я бы даже сказал, — перебил Подберёзкина председатель Тамбовской губчека Тараскович, — что на губернскую организацию эсеров не повлияло даже известное дело Азефа десять лет назад.

— Да, да, — кивнул Ленин. — С такими лидерами, как Виктор Чернов, Мария Спиридонова, Архангельский, можно пережить любого Азефа. Ведь все они, если я не ошибаюсь, из Тамбова?

— Из Тамбова, — кивнул Подберёзкин.

— Продолжайте, продолжайте, товарищ... Подберёзкин, — Ленин на какой-то миг замялся, но тут же, без чьей бы то ни было подсказки, вспомнил фамилию докладчика, и у Захара от этого по телу разлилась приятная сладость.

— На нашу губернию руководящие круги эсеров обратили внимание ещё и потому, что мы являемся основной сырьевой и продовольственной базой, питающей Красную Армию и советскую промышленность. И эсерам всегда удавалось влиять даже на выборы сельских и волостных Советов, в результате чего председателями этих Советов оказывались кулаки, враждебно относящиеся ко всем мероприятиям центральных властей. Именно жертвой эсеров стал и товарищ Губанов, наш предгубисполкома. Я предлагаю товарищам ознакомиться с Анкетой обследования Управляющего делами Тамбовского губисполкома, из которой очень многое становится ясным.

Подберёзкин встал и положил перед Лениным несколько листков жёлтой бумаги с анкетой.

— Ну-ка, ну-ка! — Ленин заинтересованно придвинул к себе анкету. — А вы продолжайте, товарищ Подберёзкин.

Быстро пробежав глазами по анкете, Ленин передал её Дзержинскому, тот — пустил по кругу. Захар, между тем, продолжал:

— Потому и кампания комбедов в губернии в виду жестокого сопротивления эсеров и их приспешников и кулаков, не дала положительных результатов и на ответственных местах в сельских и волостных советах по-прежнему продолжают крепко сидеть кулаки...

— У меня есть данные о массовых вхождениях эсеров в коммунистическую партию, — вставил Дзержинский и устремил свой колючий, выворачивающий наизнанку взгляд на секретаря Тамбовского губкома.

— Да, Феликс Эдмундович, — грустно кивнул головой секретарь губкома Райвид. — Были у нас случаи, когда почти целиком эсеровская ячейка переходила в ряды РКП. Впоследствии же выяснилось, что многие из них вошли с исключительной целью дискредитации коммунистов в глазах населения. Во всех советских органах, не исключая и губчека, эсеры имели своих агентов.

Дзержинский теперь уже грозно посмотрел на председателя губчека, но тот, не опуская глаз, выдержал взгляд Дзержинского и заверил:

— Это была наша недоработка, Феликс Эдмундович, но мы её исправили.

— Ну, коли исправили, то хорошо, — успокоился Дзержинский.