Лиргисо увлек Тину в сторону от желоба.

— Что это?

— Своего рода тропа мертвых. Хм, скорее уж канава мертвых. — Он повернулся к пленнику: — Ури, как у вас это называется?

— Длинная ложка зобула, господин.

— Что за истории у вас рассказывают про эту длинную ложку?

Ури, дрожащий и сникший, безропотно отвечал на все вопросы. Лиргисо еще и комп включил, чтобы фиксировать причудливые поверья ростков. Его разбирало любопытство, и ему не было никакого дела до состояния информатора. Тину мутило все сильнее. Наверное, после этой прогулки ее будет тошнить при одном упоминании о савайбианском фольклоре.

Перемычки сливались в сплошные стены, неровные, бугристые, испускающие золотое сияние. Кое-где из разбухших лаколарий торчали длинные подрагивающие усики. Желоб стал шире и глубже, со стороны стены в него впадали боковые притоки. По дну медленно перемещались мертвые «бревна», темные комья, похожие на больших мягких улиток, треснувший шлем, нечто напоминающее гофрированную шляпку гриба, ворох вялых спутанных стеблей.

«Савайбу не за что ненавидеть. В этом мире не было ничего зловещего — пока здесь не высадились первые колонисты, пока люди не притащили сюда свои любимые игры. Зобул существует не для того, чтобы жрать людей. Видимо, это орган рахады, предназначенный для утилизации отмирающих образований, которые поступают к нему по желобу, только и всего. Нет ведь, додумались, приспособили! Гордые люди рахад, промышляющие работорговлей, ростки с их убогим “стилем”, как называет это Лиргисо… Скучно, ребята!»

Впереди раскрылось залитое золотым светом пространство, там что-то влажно хрипело и чавкало. Близкий к обмороку Ури замедлил шаги, но Лиргисо повернулся к нему и предупредил:

— Ты поступишь разумно, если не станешь сердить меня под конец. Знаешь, что такое «разумно»? Немного осталось, идем.

Открытое пространство было раза в два шире коридора. Лаколарий покрывали стены сплошным люминесцирующим слоем.

— Парадное освещение, — прокомментировал Лиргисо. Возле правой стены гладкая и блестящая коричневая почва вздулась холмом, оттуда вырастал толстый полупрозрачный хобот, пронизанный сеткой лиловых сосудов. Он был опущен в желоб, который огибал холм и исчезал в противоположном коридоре, но, когда появились люди, зашевелился и вытянулся. Около двух футов в диаметре, определила Тина.

— Господин… — с мукой в голосе пролепетал Ури.

Лиргисо взглянул на Тину:

— Ты хочешь, чтобы я сначала убил его?

Тина молча кивнула. Рвотные спазмы, давным-давно забытое ощущение… В последний раз ее рвало семнадцать лет назад.

Лиргисо схватил Ури за шиворот, другой рукой сделал быстрое скользящее движение — что-то хрустнуло, росток рахады обмяк. Лиргисо толкнул тело навстречу выползающему из холма хоботу. Щелчок за спиной: Тина почувствовала, что ее запястья свободны. Лиргисо подобрал упавшие наручники и потянул ее вперед, робот семенил за ними, а зобул тем временем медленно, как змея, заглатывал Ури; тело жертвы темным пятном просвечивало сквозь полупрозрачные ткани хобота.

— Если бы мы не покормили эту славную зверушку, она бы атаковала нас, — на ходу объяснил Лиргисо. И добавил: — Видишь, иногда я выполняю свои обещания.

— Иногда, — отозвалась Тина.

Коридор, по которому они уходили от зобула, был точной копией предыдущего. Пространство постепенно раздвигалось, перемычки отлеплялись друг от друга, светящаяся масса лаколарий разрывалась на отдельные пятна-колонии. Тина не заметила, когда желоб исчез. Она молчала, зато Лиргисо болтал за двоих: то принимался иронизировать по поводу растрогавшей его впечатлительности тергаронских боевых киборгов, то заверял Тину, что послезавтра они будут пить кофе с коньяком в его инегбонском офисе. Когда он наконец умолк, Тина сказала:

— Знаешь, я проанализировала… Мы вполне могли прорваться без всяких жертвоприношений. Наше оружие разнесло бы зобула в клочья.

— Разнесло бы… — Он состроил одну из своих дежурных насмешливых гримас. — А потом нас экологи разнесли бы в клочья. Расстрелять зобула — это удар по экологии. У рахады начались бы конвульсии, мы с тобой тоже не уцелели бы. Зато парализовать зобула можно, полтора десятка полновесных зарядов отключают его на тридцать-сорок минут. Ростки рахады этим способом не пользуются: это дурачье считает, что матери-рахаде виднее, когда зверушка должна отдыхать.

— А мы почему не воспользовались? У нас ведь есть парализаторы.

— Как тебе сказать, великолепная Тина… — Лиргисо изобразил виноватую улыбку. — Если бы мы с тобой шли вдвоем, мы бы так и сделали. Но раз уж нам подвернулся случай окунуться в местную экзотику, мы воспользовались экзотическим способом.

Ясно, что драка между ними, едва начавшись, выродится в фарс, поэтому нет смысла ее затевать. Тина молча пошла дальше. Как же ей хотелось убить Лиргисо…

До Маледока зима еще не добралась. Аккуратный приморский городок с пирамидальными трех-четырехъярусными каменными клумбами на улицах и прорвой лодок в каналах. Клумбы Поля поразили (надо же, интересные, хоть здесь и Манокар!), лодки тоже — по внешнему виду каждой в два счета можно определить, к какому уровню принадлежит ее хозяин. На Манокаре предметы, как и люди, подчинялись строгой иерархии.

Городок был симпатичный; набравшись наглости, Поль загримировался, надел мундир администратора третьего уровня и прогулялся по центральным бульварам вместе с Ивеной. Для нее купили одежду и туфли в местном магазине; ярлыки на упаковках предупреждали, что все эти вещи предназначены для ребенка второго уровня. Ярлыки Поль сохранил: будет что дома показать.

На яхте Ивене понравилось, Стива она не боялась. Тот нашел для нее в своих обширных архивах детские мультфильмы и видеозаписи про Нез — Ивена никогда не видела ничего подобного.

— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Стив в первый вечер, после того как ее уложили спать в свободной каюте.

— К Ольге отвезу. Документы оформлю без проблем — зря я, что ли, работаю в иммиграционном контроле? Ребенок с тоталитарной планеты, из репрессированной семьи — в два счета предоставят убежище, а манокарского посла пошлют, пусть он только рот раскроет!

Родители Эланы Ришсем, в девичестве Эланы Кенерав, жили с прислугой в собственном доме на тихой улочке, однако ни самой Эланы, ни ее детей там не было. Стиву пришлось хакерским способом скачать черт знает какой объем данных из городской системы видеонаблюдения, чтобы выловить пару коротких эпизодов с Эланой. Оба раза ветер приподнял ее густую вуаль и лицо попало в кадр. Значит, она в Маледоке, но где прячется — это еще предстоит выяснить.

Если не считать пирамидальных клумб и пестрого, в веселых разводах, камня из местных карьеров, который шел и на облицовку стен, и на тротуарные плиты, Маледок ничем не отличался от других манокарских городов. Мужчины в мундирах, женщины в вуалях, изваяния государственных деятелей на площадях и на улицах; специальные площадки для экзекуций, с прикованными к столбам проштрафившимися гражданами; плавающие над крышами голографические лозунги, общий смысл которых сводился к тому, что надо любить великий Манокар и жить в согласии с его моралью.