Элиза и Вельма? Еще один знак вопроса. Могли они быть знакомы? Почему бы и нет. Вельма любила роль великосветской дамы, и если так, то в театры заглядывала. А значит, Элизу знала…

Нет, слишком натянуто.

Смутно.

Ладно, осталось последнее. Ожившие мертвецы, которые поведением своим совершенно не походили на мертвецов. Идеальные исполнители, но… кем созданы?

Для чего?

Стена не то чтобы закончилась, но паутина связей на ней выглядела до отвращения незавершенной. Мэйнфорд отступил, любуясь делом рук своих. Или не рук, но силы.

– Добавь еще кое-что… – Кохэн подал голос именно тогда, когда Мэйнфорд был готов его слушать. – Я тут наведался к… одному своему знакомому… в последний год резко возрос спрос на артефакты Старого Света. Особенно на музыкальные инструменты…

– Свирели?

Кохэн покачнулся, но не сдвинулся с места. И говорил он, глядя в сторону, всем видом своим выражая обиду.

– Альбрехт Корвадо. Композитор. Известный, между прочим. Прошлая зима. Ограбление. Помнишь?

Мэйнфорд кивнул. Громкое дело, тогда о нем по всем приемникам вещали, словно не было в городе преступлений более серьезных. Нет, по-человечески старика, разменявшего третью сотню лет, было жаль, но и только.

Его бы не тронули.

Не собирались трогать. Его вовсе не должно было быть дома в тот момент, но концерт сорвался, и Корвадо вернулся домой. Не повезло.

– В списке пропавшего значится флейта работы неизвестного мастера. По легенде Корвадо привез ее из Старого света. Но застрахована она не была, в отличие от картин и золота, которого унесли не один килограмм, поэтому никто на флейте внимания не заострял.

Кохэн присел, прямо у стены, и вновь же в этом привиделась обида.

– Полгода тому. Ограбление лавки старьевщика. Хозяин ее обретался на границе Третьего округа, скорее всего баловался контрабандой. А потому пуля в голове никого не удивила. Дело расследовали, но сам понимаешь… однако хозяин оказался личностью скрупулезной. Вел учет всему барахлу, которое в лавку попадало…

– Флейта?

– Сломанная свирель. Найдена на свалке, если верить записям. И унесена вместе с серебряным сервизом и двадцатью тремя талерами выручки. Дальше, три месяца тому. Неизвестные обнесли склад «Билсберри». На сей раз сторож отделался проломленной башкой и парой недель на больничной койке. На склад аккурат доставили партию антиквариата. Что именно – не известно, но груз был перекуплен через «Вайферро»…

Кохэн сделал паузу, дожидаясь кивка.

Мэйнфорд кивнул. Эту контору он неплохо знал. Веселые ребята из «Вайферро» не раз и не два напоминали о своем существовании и, что куда важней, о существовании замковых подвалов, содержимое которых интересовало их едва ли не больше, чем матушку.

– …по их данным, в коробах находилось ни много, ни мало, а груз, поднятый с «Герцогини Альба». Та же, согласно документам, перевозила имущество Королевского театра…

– И свирелей…

– По описи – целых пятнадцать штук. А еще флейты, трубы, несколько гобоев, кларнетов с полдюжины. Выбирай, что по нраву.

Старый свет.

Свирели с гобоями. Что ж, пусть будет для полноты картины, но это, кажется, не то, с чем Кохэн пришел.

– Тот самый мой приятель говорит, что за последний год те же «Вайферро» вдвое взвинтили цены на всю эту… древнюю музыку. Причем не о продаже речь. Они готовы покупать все, что есть, нерабочее, сломанное, не подлежащее восстановлению. Даже отдельные части. Лишь бы те и вправду происходили из Старого Света. И приятель полагает, что действуют ребята по заказу.

– Такой заказ требует денег…

Не было смысла произносить очевидное вслух, но Мэйнфорд не удержался.

И кто бы заказал?

Гаррет? У него самого денег вечно не хватает. Матушка не лучше. Проданных Вельме акций вряд ли хватило бы надолго.

Но свирели из схемы выбрасывать нельзя.

– Все? – поинтересовался Мэйнфорд, потирая глаза.

Значки двоились и стремились слиться друг с другом, но в их танце не было логики. Пока не было.

– Ну… список целителей я составлю к вечеру. Надо кое-что уточнить… подправить. А там посмотрим, может, отправим нашу девочку прогуляться…

– Зачем?

Эта мысль категорически Мэйнфорду не понравилась.

– Затем, что речь идет не о подозреваемых. И не о свидетелях, которых мы можем вызвать и допросить. Речь идет, Мэйни, об уважаемых и состоятельных гражданах, – Кохэн поднял палец. – И максимум, что можем мы с тобой – попросить их взглянуть на снимки… и как ты думаешь, если этот ублюдок и вправду из целителей, он признается, что видел девушку?

Мэйнфорд промолчал.

– А ты или я, мы оба не настолько хороши, чтобы почуять ложь. Он ведь будет готовиться к встрече, если уже давно не приготовился. Нет, Мэйни, нам с тобой ничего не светит. А вот милой девушке, которой охота мордашку подправить…

– Нет.

– Мэйни!

– Нет, – он повторил это тверже. – Если ты прав, то это слишком опасно. Она… она лишь чтица.

– И поэтому увидит больше, чем ты или я даже без прямого контакта. Достаточно будет прихватить какую-нибудь мелочь…

– Еще и воровать научишь?

– Если понадобится, то научу, – Кохэн скрестил ноги, а руки положил на колени. – Или так, или следить… за всеми следить не сможем. Даже если удастся сократить список, а прежде чем его сокращать… Мэйни, включи голову! У нас не так много вариантов. Или ты хочешь обнаружить еще один труп? Этак через годик…

– А не боишься, что мы обнаружим труп раньше? И отнюдь не…

– Риск существует, – не стал отрицать Кохэн. – И ты не хуже меня знаешь, что риск существует всегда. Но она не в его вкусе. Совершенно иной типаж.

Слабое утешение. Не утешение вовсе.

– Нет, конечно, ты и сам можешь походить… поспрашивать… мол, решил на старости лет физию подровнять, а то нет в жизни счастья…

– Не юродствуй.

– Я не юродствую. Я пытаюсь достучаться до здравого смысла. С чего вдруг такие нежности? Помнится, меня ты не жалел…

Верно.

Не жалел и жалеть не станет, как и себя. И других, которые при отделении работают, будь то техники, док или еще кто. Но они – мужики. Им положено шкурой рисковать, что по должности, что по сути своей. А Тельма – девчонка.

Пусть злится непонятно на что.

Хорохорится.

Пыжится, стараясь казаться больше и страшней, чем есть на самом деле, только ничего-то это не меняет. Ею нельзя рисковать.

Не так.

– Ладно, перевари пока. А потом саму спросим. Кстати, – Кохэн вытащил из кармана бумажный сверток. – Твоя подружка вовсе не так беззуба, как ты думаешь. Посмотри.