– Знаю. У меня есть хорошие источники информации в прокуратуре. Мог бы не спешить стреляться. На него тоже не так уж много компромата. Я посмотрела бы, как на суде нас всех попробовали бы связать в единое целое. Особенно когда у каждого было бы по два лучших адвоката.

– Знаешь, почему в сталинские времена многие начальники стрелялись, не дожидаясь стука палачей в дверь? Боялись, что поздно будет. Вот и он побоялся десяток лет проходить в фуфаечке и кирзовых сапогах. Итак, твое видение событий?

– Кого ты назвал «Аресом»?

– Того, кому Погосян вчера около твоего дома скорректировал рост в сторону уменьшения.

– Понятно. Я тоже буду его так называть.

Она вернулась за директорский стол, постукивая наращенными ногтями, посмотрела в окно, ухмыльнулась чему-то и, закурив, спокойным ровным голосом начала:

– Городилов зачем-то ходатайствовал об освобождении из колонии «Ареса». Зачем он это сделал, теперь уже никто не узнает. «Арес», оказавшись на свободе, узнал, что Фаина с целью шантажа членов нашей семьи сделала видеозапись, как отец и Наталья занимаются сексом. Диск с записью Фаина хранила у себя дома. «Арес» решил завладеть диском и сам начать нас шантажировать. Он пришел к Фаине, она отказалась отдать диск, и он ее убил. Как начало?

– Так это Городилов помог освободиться «Аресу»? Как, однако, неосторожно. Понятно тогда, с чего он решил застрелиться. Где диск? Где этот шедевр, который видели все, кроме меня?

– Издеваешься? Диск в надежном месте, он так хорошо спрятан, что если меня…

– Понятно, диск у тебя. Дальше.

– Убив Фаину, «Арес» стал шантажировать меня. Погосян, мой давний любовник, решил заступиться, назначил ему встречу около моего дома и случайно сбил «Ареса» автомобилем.

– Да так задел его, что голова у бедного «Ареса» мимо меня, как пушечное ядро, пролетела!

– Потом Погосяна… – она замялась, пытаясь подобрать объяснение, вопросительно посмотрела на меня.

Я согласно кивнул:

– Сотрудники милиции хотели задержать водителя, совершившего наезд на пешехода, и смертельно ранили Погосяна. Это сейчас официальная версия. С ними все понятно, теперь о сенаторе.

– Киселев застрелил его, так как он не давал ему встречаться с Натальей.

– Наталья подтвердит бредни, которые вы за Киселева насочиняли? Сама на себя выльет ушат грязи? Ты уверена в этом?

– Или-или. У нее нет выбора. Считай, что она все подтвердит. К тому же это ведь не должно получить большую огласку? Имела она любовника-программиста, что такого? Одним любовником больше, одним меньше, с нее все равно все как с гуся вода. Историю с отцом и так уже полным-полно народу знает. Через год все, совершенно все начнет забываться. Через два года можно смело заявить, что никакого интима у нее с отцом не было и все разговоры об этом – вранье.

– Кто в этой пьесе подкинул винтовку Киселеву?

Она вздохнула, вновь вопросительно посмотрела на меня.

– Ладно, это не принципиально. В уголовном деле вполне может фигурировать «не установленное следствием лицо». На тебя пока никто не думает, а Наталья не могла этого сделать. Значит, была никому не известная женщина. Ну что же, Инна Ралифовна, рассказ неплохой. Если не считать, что надо как-то объяснить, зачем «Арес» хотел убить меня. Или он взял пистолет обороняться от хулиганов в ночное время?

Я встал, потянулся, по ее примеру посмотрел в окно и никаких ответов на возникшие вопросы там не увидел. Она молчала. Вряд ли ей было стыдно, просто нечего сказать.

– Я доложу обо всем в Москву. Какое они примут решение, понятия не имею. Но тебе следовать примеру Городилова я бы не советовал. Скорее всего, согласятся и пойдут на сделку. Но есть одно препятствие – это я.

– Скажи сколько, и давай забудем…

– Забыть? Господь с тобой, Инна! Такое не забывают. Твои нежные поцелуи, намеки. Это кое-чего стоит. Мое условие. Если Москва согласится с твоим предложением, заметь, не с твоими условиями, а с твоим предложением, то в действие вступает мое условие. Без выполнения его можешь считать, что с Москвой у тебя никаких договоренностей нет. Условие очень простое – ты мне ответишь на все вопросы, которые я сочту нужным задать. Если я пойму, что ты лжешь, все договоренности аннулируются. И поверь, я в суд представлю такие убедительные доводы, что ничего не останется, как упрятать тебя за решетку лет на двадцать. И это не самое катастрофическое для тебя, Инна. По нашим законам, если ты ими интересовалась, лицо, виновное в убийстве наследодателя, лишается причитающегося наследства. Ты в один миг станешь нищей и тогда…

– Ты мне поможешь? – нетерпеливо дернулась она.

– Заманчиво раскрыть все тайны и вернуться с лавровым венком на голове.

Я встал, она вышла из-за стола, подошла ко мне.

– Помоги, я этого никогда не забуду.

– Я пошел. Ты не теряйся, дорогая, и будь на связи, жди звонка. Кстати, в вашей шайке больше не осталось участников?

– Не осталось. А ты чего-то боишься? По тебе не скажешь.

– Смотря кого или чего. «Ареса» вашего, тупоголового, хоть он и трижды убийца, я не боялся.

– Как ты его смог на расстоянии… – она осеклась, поняв, что не самый подходящий момент рассказывать, что она видела в окно прошлым воскресеньем.

– Вопрос в развитие темы: что с моей дорогой подругой Натальей Ралифовной? Вы, часом, не прикончили ее?

– Я попросила ее пока не звонить тебе. У меня решается вопрос жизни и смерти, и мне не до ее глупостей. Сам прекрасно знаешь, сегодня у Наташи ты, завтра – другой. Если захотите, сто раз успеете отношения выяснить, а у меня все на кону! Да и нет у вас никаких отношений.

– Как, однако, реалистично: сегодня ты, завтра – другой. Главное, правдиво. Все, Инна, я ушел!

На крыльце ее аптеки я закурил, немного прошелся, наслаждаясь наступившим теплым деньком. Потом принял решение и позвонил. Нет, не Наталье. Резиденту.

– Как-то раз читал я один судебный отчет. – Мы сидели с резидентом в его джипе, на стоянке недалеко от ГУВД Новосибирской области. – Суть очень простая. В девяностых годах собрались на разборки две противоборствующие бандитские группировки. Слово за слово, схватились за стволы и несколько человек с той и с другой стороны убили. Прошло много лет, и на скамью подсудимых попали трое участников тех событий. Я читал и думал, а если бы они там, на поляне, все друг друга насмерть поубивали, было бы лучше или хуже?

– Думаю, что для общества лучше, – высказал я свое мнение. – Им можно даже почетные грамоты дать за успехи в борьбе с преступностью.

– Я тоже так думаю. Но те, кто судил, думали иначе. И бандитов приговорили к длительным срокам, но не за то, что они прикончили несколько отморозков, а за то, что сами остались живыми. Такой вот парадокс. У нас что-то очень похожее. Организатор убийств остался в живых, все сообщники мертвы. Если, конечно, мы вычислили всех.