По большим праздникам и в пятницу главный зал нашей церкви едва-едва вмещал всех правоверных. Тюремный хадж объединял разрозненные мусульманские течения, как и призыв Карла Маркса – пролетариев всех стран.

Одним из местных исламских старейшин был Каид – некогда владелец большой овощной лавки в соседнем со мной районе Бей-ридж[306]. Мы не раз до хрипоты обсуждали с ним арабо-израильскую войну, Америку, терроризм и мировую политику. Однажды вечером он мне поведал секретную историю.

Наверное, как семит – семиту.

– Лио, помнишь, ты меня спрашивал про класс арабского языка, который я начал вести пару месяцев назад? Ты ведь, кажется, хотел преподавать русский? Так вот, не знаю, как у тебя, но мои занятия вчера прикрыли, – грустно поделился со мной неудавшийся тюремный учитель.

– Что случилось, друг? – искренне спросил я Каида.

– Раша, учти, это разговор между нами.

– Конечно, ты же успел меня изучить! Рассказывай, не волнуйся.

– После обеда меня вызывает дежурный по отряду мент. Сказал, чтобы я шел в лейтенантский офис… Ну, я докладываю о себе, меня проводят в кабинет спецотдела. Сидит их босс, училка из отдела образования и еще кто-то. Завели разговор: что мы делаем на уроках, о чем говорим, что обсуждаем, какие слова учим.

– Да, контроль еще тот, – сочувственно промычал я слабоутешительную реплику. Ты же понимаешь, что все это из-за одиннадцатого сентября и идиотского экстремизма многих ваших «братьев»!

– Да, конечно, – ответил Каид. – Ну я им все рассказал, мол, ничего постороннего, никакой истории, культуры, а уж тем более политики. Только язык в чистом виде… Знаешь, у меня сложилось впечатление, что серьезно они меня не слушали, а все решили заранее… Короче, класс закрыли без объяснений! Сказали, что с сегодняшнего дня занятия прекращаются – и все. Даже объявление не разрешили повесить!

Я не был удивлен антифилологическим решением властей. Прикрыть неформальные мусульманские сборища среди озлобленных на американское правительство зэков было не такой уж и плохой идеей.

Можно сказать – даже прогрессивной! Этнические арабы подвергали «черных дьяволят» усиленной обработке.

Гориллоподобные негры с приспущенными штанами и постоянно открытыми ртами бездумно восклицали несколько раз в день: «Аль Хам Дулиллах!» В переводе с арабского языка эта присказка означала «на все воля Аллаха!»

Циркуляры Федерального бюро по тюрьмам совершенно открыто предписывали предотвращать расширение пятой колонны зэков-исламистов. Об этом я узнал из всезнающего «Нового русского слова» в корреспонденции судебно-криминального корреспондента Ословского.

В первых американских «крытках» вместе со мной сидело великое множество персидско-арабских нелегалов.

В результате фэбээровских зачисток и избирательного правосудия 2001–2002 годов, их по-собачьи хватали на улице, отправляли в иммиграционные темницы, а оттуда – в пакистаны-шмакистаны.

Депортационные самолеты улетали забитыми под завязку: Америка выплевывала нежелательные элементы, даже не дожидаясь свободных мест в авиакомпаниях принимающих стран. Попавшие под раздачу виновные и невиновные иноверцы укатывались восвояси на деньги американских налогоплательщиков.

Во мне безуспешно боролись две противоположности – пожизненный либерализм и антитеррористический консерватизм.

…Третью ступеньку пьедестала почета после протестантов и мусульман занимали католики.

На воскресные утренние мессы, проводимые тюремным святым отцом, обладателем смуглой кожи и филиппинских раскосых глаз, собиралось человек сто.

Многострадальный главный молитвенный зал Форта-Фикс украшали аляповатой Мадонной и искусственными цветами. На середину авансцены выдвигались три стула с длинными готическими спинками и межконфессиональная деревянная кафедра.

Католическим хозяйством и электроорганом заведовал тридцатилетний Крис – субтильный наркоторговец с Йельским образованием и папой-миллионером, совладельцем известного сайта Hotels.com.

Крис был мужчиной умным и немного эксцентричным – и за то и за другое я ему симпатизировал. Бедолага сидел восьмой год, а впереди светило еще столько же.

Свободное время католический активист проводил за ежедневной слабохристианской настольной игрой «Dungeons and Dragons» в компании ему подобных бледнолицых молодых американцев с мозгами, чувством юмора и сумасшедшими сроками.

Восемь любителей «Темниц и драконов» в теплое время года всегда сидели на одном и том же месте во дворе моего отряда. В осенне-зимний период они перемещались в элитные двухместные хоромы Криса, заслуженные им благодаря многолетнему пребыванию на нарах у дяди Сэма.

Игру всегда вел сам Крис, поэтому фишки он не переставлял и кубик не бросал. Заводила придумывал многочисленные задания и препятствия для других, выходя к игре с исписанными листами домашних заготовок.

Действие популярных в Штатах «Темниц и драконов» происходило в волшебной стране с замками, подземельями, разномастными чудовищами, рыцарями и человекоподобными гоблинами и эльфами. Размахивая руками и издавая удивительные звуки, Крис создавал для игроков полную иллюзию происходящего и погружал их в страшную сказку.

От компании «ненормальных» исходили громкие выкрики – участники виртуальных сражений по-детски имитировали звуки битв, завывающих снарядов, крики чудовищ, боевые возгласы воинов. Услышав впервые эту сумасшедшую какофонию и многоголосицу, я немного растерялся, не зная, что и думать о странных игроках.

Я отболел чем-то подобным лет в десять.

Несколько дней я рассматривал странную настольную игру издалека, постепенно приучая ее участников к виду «русского» с улыбкой Моны Лизы.

Что-то подобное совершали над собой Лис и Маленький Принц.

Еще через неделю я изучал большущие книги с картинками, описаниями битв, таблицами и сложными расчетами, которые каждый игрок имел по несколько штук. В отличие от домино, шахмат и карт «Темницы и драконы» требовали значительных материальных затрат на игровой инвентарь.

Обычно бледнолицая восьмерка к столу никого не подпускала, обдавая всех «ледяным душем» и полностью игнорируя.

В моем случае произошло явное исключение из правил: сработали какие-то тайные внутренние механизмы. Мы почувствовали взаимную симпатию и расположение.

При ближайшем рассмотрении мои новые приятели оказались на редкость приятными, интеллигентными и мягкими молодыми людьми с высшим образованием и чувством юмора.

Из восьми человек четверо сидели за хакерство. Крис – за наркотики, двое – за финансовые преступления и ставший моим близким другом вашингтонец Брайан – за расизм.

Шестеро из восьми были католиками.

Время от времени я с большим удовольствием общался со смешными и умными «драконами». Проходя мимо их стола, я практически всегда останавливался, вытягивал руки над головой в позе летящего Супермена и издавал трубные звуки.