выпарку поташа. Тростника и мелких озёр в округе видимо невидимо. Промывочных ящиков пришлю, а печь ульевую[2] Деян поможет из покупной плинфы и камней сложить, ибо я его этому учил, как и выпариванию поташа.

Изначально хотел на парня поташ и гутту повесить, но раз уж так вышло пусть каждый своим делом занимается. Тем более в Козельске не так просто дела обстоят с доставкой товара и наймом батраков. Аванс выдал, цену озвучил, посмотрим, как гости тверские справятся. Стратегию работы с местными купцами выстраиваю, пробую гибрид госплана и франшизы. С моей стороны технология производства под ключ и выкуп оговорённого объёма по фиксированной цене. От гостей логистика, найм рабочей силы, вопросы с мытом и тиунами. Форс-мажор и стартовый капитал беру на себя, а в качестве поощрения буду давать на реализацию эксклюзивный товар. Посмотрим, насколько эффективной такая схема получится.

Запустив работу, двинули вниз по реке. В Козельске оставалось забрать нанятых городников, подобрать ладьи и по-быстрому двигать дальше. Едва миновали первый поворот реки, заметили густой дым от города, а когда подплыли ближе, увидели корабли у причалов, к которым с криками и уханьем, синхронно поднимая вёсла, поднимались новые и новые струги, полные воинов в бронях. Две из них, отвернув от общей массы, двинулись к нам, расходясь так, чтобы взять «Пирата» в клещи.

* * *

Добрын который день работал на малом самокове по-новому. Подмастерье нажимал педали, вращая маховик, а тот поднимал и опускал головку молота, да так быстро, что не один кузнец не сможет, даже с малым молоточком. Держа в клещах поковоку, Добрын легко перебирал ногами и, словно юнец, кружился вокруг наковальни, сидя на гнутой доске, подвешенной к потолку. Закончив поковку, он дал знак подмастерью, чтобы тот остановился. Установив в боёк шестигранный пробойник и крепко затянув его хитрого вида ключом, закрепил поковку и снова дал отмашку. Как говорил Прохор, спину бёрег, зажав клещами закрепил те крюком и держать не нужно. Сиди да только рот открывай, аки кумушка на заезжих гостей.

Бах-бах-бах.

С каждым ударом молота пробойник глубже и глубже пробивал в раскаленной поковке аккуратное отверстие.

Правильно ли сделал, что помог князю? Он не знал. Рядом с тайными знаниями ходит великая беда. Но есть ли тайна? Князь, сам того не ведая, новинками порушил весь мир, в котором жил Добрын. Клещи и молот продолжение его сути, он творил, а металл в его руках был податливей глины. Каждый топор, каждый гвоздь имел свою душу и не был похож один на другой. Он лишь хотел узреть тайну харалуга, но князь походя открыл и многое другое, куда глубже… Как считать уголь, как верно калить, как остужать. Кузнец то из князя так себе. Плюнуть и растереть. Уж кому как не Добрыну знать. А всё же ведал тайны металла, а не гадал аки прочие. Там, где требовались самые сильные наговоры, да травы драгоценные, князь сыпал соль да золу и поплавок туда клал. И не хуже ведь выходило! Эх, да кого ты обманываешь… Лучше, много лучше! Всё, что Добрын узнал за долгую жизнь, всё, что ему отец поведал, рассыпалось аки пыль. Вот те же, как они, наушники, вроде бы дурь, ан нет. Время проходит и понимаешь, прав князь. Ежели десяток молотов бьёт, без них даже привычному к шуму Добрыну нехорошо бывает, да и в затемнённых очках щуриться то и дело не приходится. Ко всему с такого молота окалины куда больше отлетает, не дай бог попадёт в глаз.

— Дядька, дядька!

В кузницу, словно вихрь, ворвался тучный племянник. Под глазом его наливался фингал, а на рубахе алели кровавые полоски. Не успел Добрын опомниться, как по тяжёлой двери словно молотом врезали. В проёме показался крепкий, кряжистый мужик, ликом как две капли воды похожий на Добрына, но малость поменьше ростом. В его чёрной бороде прибавилось седых волос, глаза горели гневом, а в руках играл короткий, но толстый кнут.

— Ах ты, сучий потрох! Где мой уклад?! Где крицы, что многие лета не разгибая спины собирал?

Игнат гонялся за сыном, пытаясь перепоясать его кнутом, а тот прятался от него за молотами и спинами рабочих.

— Тятя, тятя! Пошто напраслину возводишь, по доброй цене уклад отдал.

— Я тебе покажу добру цену!

На это раз Игнат умудрился попасть, он замахнулся вновь, но его руку перехватили.

— Охолони, брат.

— А ты куды смотрел?! Брата по миру сын родной пустил, а ты не приструнил сорванца! Где уклад, где крицы, где многие пуды шерсти, да конопли?

— А ты глаза то раскрой, — Добрын развернулся и, придерживая брата за руку, указал на стену, завешанную кузнечным инструментом.

— Вона твой уклад. И здеся, — Добрын хлопнул по наковальне, — тута! — показал на молоты. — Ни единого пуда на сторону не ушло. Остынь, Ипат. С Богдана какой спрос, то я за князя поручился.

— Ты?!

— Я. Пошто аки бес на сына взъелся. Ужель Богдан про заклад не сказывал?

— Какой к лешему заклад?! Почитай всю торговлю порушили!

— Одно порушили, другое построим. Пойдём брат, самоков да механикусы чудные покажу. После и решать будем.

— Ну, пошли что ли, — Богдан зло сплюнул под ноги.

Глава 22

К стенам Козельска из леса подходили небольшие конные отряды. У одних воинов за спинами виднелись луки и колчаны со стрелами, другие были вооружены копьями и сулицами. Кое у кого были привешены к седлам тяжёлые, окованные железом дубины — палицы. Саблю или меч имел почти каждый.

Прапор по-прежнему развивался над кремлём, но формы он был иной, и я понял, что власть в Козельске снова сменилась. По всем признакам, поспели мы аккурат к шапочному разбору. Город взяли в ходе короткого, но ожесточенного штурма. Ещё дымились избы у самых стен, да торговые ряды чуть дальше. Даже павших не всех собрали.

Кмети на стругах одеты куда лучше остального войска, брони дощатые, шлемы с бармицей, защищающей оплечье, а не кольчужные шапки. Сгрудившись на носу вои обнажили мечи с самыми решительным видом.

Горын закрыл забрало, и вытащил из-за пояса чекан. Я его тронул за руку и помахал головой:

— Убери. Всё одно не сдюжим.

Обходили нас грамотно, к тому же, как назло, ветра не было, но даже с ним предприятие мне предоставлялось безнадёжным, ибо позади стояли не меньше пяти стругов. Вот был бы мотор хороший, тогда бы посмотрели чья возьмёт.

Отложив оружие и встав на нос, я снял шлем и сложил руки на груди,