Афина отмахнулась:

— Я к тебе по делу. Ты знаешь, что Зевс снова хочет наказать тебя?

— За что? — Голос лучника стал глухим.

— Геро нашептала ему, что ты опять затеваешь с ним схватку.

— Она права. — Феб прямо глянул в глаза Афине. — Меня лишили сына, изгнали с Олимпа, и я не успокоюсь до тех пор, пока не верну себе все причитающееся.

— Это твое дело, — оборвала его гостья. — Я прилетела предупредить тебя: Геро заваривает целый котел неприятностей на твою голову. Ты не раз восставал против отца богов и всегда терпел поражение. Он сильнее тебя.

— Всегда. Но не сейчас. — Феб насупился.

— Хотела бы я знать почему? — в запальчивости воскликнула Афина. Упрямство лучника раздражало ее. — Тебя ударили лицом в грязь раз, два, три. Неужели нужно еще, чтоб понять: ты слабее, не спорь, отойди в сторону, смирись.

— Послушай, Афина, — глухо сказал Аполлон. — Я не отступлю.

— Это не мудро, — возразила женщина.

— Нет. — Гипербореец говорил без враждебности, но в какой-то момент гостья ясно поняла: его не переубедить. — Это мой выбор. Я так решил.

— Что ж, — протянула она. — Последнее слово. Помни, что где-то здесь на севере покоится Золотой Серп Деметры. Единственное оружие…

Аполлон приложил палец к ее губам:

— Я помню. И будь уверена, что настанет час, когда я его заполучу.

— В этот час все боги склонятся перед тобой.

— В этот час ты будешь среди тех, кому я позволю не опускать головы.

Они расстались встревоженные, но полные уважения друг к другу. Как две державы, которые сходятся на границах, пару раз брякнув оружием, и расходятся, сознавая взаимную силу.

Афина понеслась на юг, а мрачный Аполлон спустился в пещеру. Он не знал, сколько времени пройдет, прежде чем Серп дастся ему в руки. И сколько потребуется сил для возведения над неспокойной пучиной Хозяина Проливов. Но уже выбрал место у пролива, соединяющего Меотиду с Эвксином, там, где в безлюдной степи повстречал когда-то Андромаху, и она возвела на холме святилище Аполлона Иетроса, Покровителя Странствий.

Дионис Виноградная Косточка был славный малый. Хотя большой шалопай. Его все любили за веселый нрав и охотно прощали любые чудачества. Легкий на язык и на ногу, он давно смирился со своей участью и никого не донимал жалобами. У первого Загрея был лишь один недостаток: никто никогда не видел его трезвым. Только в разной степени опьянения: от легкой, заставлявшей любить весь мир, до полного положения риз. Хуже всего был мрачный недобор, когда бог вина вспоминал, что на дворе осень и скоро его живому, горячему телу опускаться в сырую утробу земли. В такие минуты он старался либо спрятаться подальше от людей, либо ударялся в разгул, носясь по лесам в сопровождении фавнов и нимф, нанося себе кинжалом глубокие раны и позволяя своей свите пить кровь бога-страдальца, как вино.

В остальное время Дионис был тих и приятен в общении. Однако, кроме пьянства, у него имелся еще один недостаток, мешавший Косточке познакомиться с достойной девушкой, — менады не в счет. Будучи вечно под хмельком, Дионис никуда не мог приехать вовремя. Садился ли он на осла, или шел пешком, ноги и у него, и у скотины выписывали кренделя. Путешествие обычно кончалось тем, что оба заваливались отдыхать в прохладе какой-нибудь рощи. Но хуже всего дело обстояло с кораблями. Сам Дионис путешествовал только по суше. Как виноградная лоза, он не мог оторваться от земли. Подобно смертным, ему приходилось садиться на судно, заплатив кормщику за перевоз, и там на бору пускать корни сквозь доски палубы, потому что вечно хмельной Дионис боялся качки. Его мутило и подташнивало.

Дорогой Косточка предпочитал заснуть поскорее, чтоб не видеть игры волн. С вина же сон крепок, и бог всегда просыпал высадку на нужном берегу. Однажды он год скитался с пиратами по Эгейскому морю, натерпелся страху, и если бы Геракл, проплывавший мимо вместе с аргонавтами, не выручил его, то, страшно подумать, бог вина пропустил бы Дионисиды, не ушел бы в землю и следующей весной люди не собрали бы в урожай.

Особенно первого Загрея почитали критяне. Впрочем, они же приносили его в жертву самым зверским способом, кромсая тело ножами на мелкие кусочки и закапывая в полях по всему острову. Быстроглазые минойцы считали, что Дионис воплощается в мальчиках не старше шести лет, потому что именно на их острове Великая Мать некогда родила Загрея в Дактейской пещере и положила его в Золотую Колыбель. Каждый год в честь своего любимого божества критяне окропляли люльку Геро жертвенной кровью очередного меленького «Загрея», а потом варили его в виноградном соке вместе с моллюсками и поглощали во имя Диониса.

Будучи существом сострадательным, Косточка никогда не мог одобрить эти благочестивые поступки. Отчаявшись отучить минойцев от такого зверства, Дионис решил похитить Золотую Колыбель и спрятать куда-нибудь подальше. Он слышал, как Зевс хвастался, будто зашвырнул серп Деметры аж за Таврские горы. В хмельном мозгу Диониса немедленно созрел хитрый план. Ночью он тайком пробрался в Дактейскую пещеру, схватил Колыбель под мышку. Момент оказался выбран удачно. Минойцам было не до горного святилища. Афинский царевич Тезей зарезал Минотавра — священного быка для игр, — похитил царевну Андромеду и бежал. Критяне бросились в погоню, а тем временем у них из-под носа на другом корабле уплыла Золотая Колыбель. Дионис прикинулся бродягой, спрятал сокровище под рваным плащом и, заплатив капитану одной из диер, пустился в путь. Он забился в дальний угол на корме и попытался, как обычно, заснуть.

На трезвый глаз Косточка ни за что бы не выбрал этот корабль: уж больно залихватский вид был у матросов и зверская рожа у капитана. Но беда в том, что у Диониса отродясь не было трезвых глаз. Пока он спал, диера вышла в море и взяла курс на Киликию — родину всех пиратов. Кто-то из гребцов сказал капитану, что видел, как блеснуло золото под старым плащом пассажира. Приняв колыбель за ларец, разбойники пожелали отнять его. Они оглушили спящего, связали его, перетащили поближе к борту и хотели выбросить в воду, но в последний момент передумали, решив, что сильный гребец им пригодится. Пираты заковали Диониса в цепи и поместили на одну из скамей, где плеснули в лицо морской воды: нечего веслу оставаться порожним!

Дионис от неожиданности едва не захлебнулся. Ему снился на редкость тревожный сон. Нежная девушка с бритой по критской моде головой и длинной тонкой прядью волос на затылке, лежала на песке, плача вслед уходящему кораблю, на котором уплывал бросивший ее герой. Берег был незнаком, но Дионис понял, что ждут там именно его. Хотя еще и не знают об этом. Он призвал своего пятнистого леопарда, по велению Триединой умевшего летать, и понесся к критской беглянке. Уже подлетал к острову, Дионис получил прибойной волной по лицу. Косточка поперхнулся, вода попала в нос, он с трудом разлепил глаза, хотел протереть их и почувствовал, что его руки в тяжелых оковах. Вокруг стояла гогочущая толпа, тыкая в обманутого путника пальцами. Атаман, прислонившись спиной к мачте, придирчиво рассматривал Золотую Колыбель. Для него она была куском драгоценного металла и только.