билет отсюда, — с уверенностью произнес Гар. — Точно говорю. Если кто и способен вытащить нас с Берега, так это вы.

— Почему ты так думаешь? — удивился Ит.

— Ха! У многих из нас тела из Сети после смерти вышли, ведь так? — спросил Гар. Таенн и Орес синхронно кивнули. — И станции ваши, Бард, и наши корабли с телами Контроля делают что? Консервируют. Автоматом. То есть мы, по сути, обладатели нетленных тушек, которые валяются где-то там. Нас, как Сэфес, небось, с почестями зарыли где-то, где это принято делать, да еще и корабль сверху могилу закапсулировал. Барды своих обычно либо в мир приписки отвозят, либо на станциях места упокоения имеются, либо родным отдают, но это много реже, потому что родных обычно к тому моменту уже не имеется. Что в итоге? Таенн и иже с ним тоже где-то возлегают с постными мордами, а мы вынужденно прохлаждаемся здесь, потому что с телами там ситуация относительно стабильная.

— Подожди, — попросил Ит. — Не может сюда весь Контроль из-за этого попадать. Просто физически не может.

— А я про весь и не говорил, — возразил Гар. — И даже про полноценный возврат не говорил. Я говорил о том, что вы — наш билет, чтобы вообще, в принципе, выбраться отсюда. Куда угодно.

— Видимо, существование в раю тебя подзадолбало, — заметил Скрипач.

— А ты как думал…

Для разговоров выбрали весьма удачное место — открытую веранду, с видом на море, расположенную в некотором отдалении от большого дома, просторную, под покатой крышей, с колоннами, сделанными из дикого камня. В беседке находился здоровенный каменный же стол прямоугольной формы, и несколько удобных деревянных лавок с высокими спинками. Веранда стояла в окружении невысоких можжевельников, и вид из нее открывался замечательный: как на ладони и море, и горы, и бухта, в которой сейчас стояли на якорях самолеты. Тоже, между прочим, хорошо: если кто-то будет подлетать, сразу видно. Однако небо оставалось абсолютно чистым. Видимо, гостей сегодня можно было не ждать.

— Это не рай, — Гар как-то сразу поскучнел и тяжело вздохнул. — Рай это спокойствие. И безмятежность. А тут и до вас безмятежностью не пахло. Ну а сейчас, так и вообще… кто бы мог подумать. Предательство? Попытка… убить? Преследование? Тут? Свихнуться можно, но, тем не менее — это всё в наличии.

— Я вообще не могу в голове до сих пор уложить, что он вас предал, — добавил Таенн. — То есть я всё осознал, но чувствую, наверное, примерно то же, что и вы. Не понимаю.

— А что вообще такое — предательство, если вдуматься? — тихо произнес Ит. — Любое предательство есть попытка изменить что-то к лучшему.

— Да ладно, — удивился Гар. Однако Орес махнул на него рукой, и уставился на Ита.

— Поясни, — приказал он.

— Охотно, — Ит сел поудобнее. — Допустим, мы видим ситуацию с одной стороны: кто-то кого-то предал, он поступил плохо. А что будет, если взять другую сторону? Может быть, этот кто-то, предавший, хотел для себя — лучшего? Стать счастливее, например. Восстановить справедливость — так, как он ее себе представлял? Исправить какую-то ошибку? Редко кто-то думает о подобных вещах таким образом, но…

— Ты его пытаешься оправдать? — нахмурился Скрипач.

— Ни в коем случае, — покачал головой Ит. — Пытаюсь понять мотив. Вот ты, рыжий, отлично знаешь, что от людей больных, сломавшихся по какой-то причине, просто старых, другие люди, моложе и здоровее, очень часто разбегаются, кто куда, лишь бы не находиться рядом? Мы с тобой много лет проработали на «скорой», и видели тысячи таких стариков, просто хронических больных, людей в депрессии… вариантов масса. Их родные и друзья, которые их бросили, и ушли туда, где спокойнее и веселее — они предатели? Они неправы? Или же нет? Как считаешь?

Скрипач вздохнул, покачал головой.

— С точки зрения тех, кого бросили — вне всякого сомнения. С точки зрения их самих… да нет, конечно. Это же их собственная жизнь, в которой совсем не хочется иметь рядом чужую, сломанную.

— Верно, — кивнул Ит. — Подозреваю, что тут может быть что-то подобное. Ты не допускаешь, например, мысли, что его могли поставить перед выбором: Джессика или мы, например?

— Ммм… не думаю, — покачал головой Скрипач. — Мотыльки не говорили о подобном.

— Они могут не знать всего, — возразил Ит. — Джессику я привел, как пример. Выбор может быть гораздо более страшным. И причина заключается именно в нём.

— Не знаю, — покачал головой Скрипач. — В общем, ребята, вот чего. Нам надо поговорить выборочно еще с несколькими людьми, ну и не людьми, которым вы стопроцентно доверяете. Идите в народ, кого найдете, тащите сюда.

— Я останусь, — заявил Таенн. — Знаю я наш народ. А у меня режим, я еще не долечился.

* * *

В процессе общения с вновь приходящими в беседку выяснилось немало интересного. Про пертурбации с парой Феликс/Мальчик знали, оказывается, многие, и у каждого на этот счет имелась своя версия. От «кто-то шутит», до «аренды тел, тот старый греван хорошо устроился». Однако большого значения этим странностям никто толком не придавал. Ну да, странно. Ну да, непонятно. Но нам-то что с того? Мало ли может существовать на Берегу подобных казусов? Эта парочка всегда была странной, отличной от остальных людей, но ведь они никому не вредили и не мешали, наоборот, были порой даже забавными. Особенно когда эти тела занимали Сихес. Да и сейчас они тоже хороши. И умильный пёс, умный и доброжелательный, и немного рассеянный старый человек в мятой шляпе, который на самом деле рауф, хотя о каком «на самом деле» вообще может идти речь?

Ит слушал, и поражался в который уж раз бесконечной, и какой-то едва ли не детской наивности Контролирующих, их абсолютному нежеланию видеть нечто плохое, их обиде и непониманию, когда это самое плохое вдруг появляется на их пути. Неужели и сами они, пусть и в прошлой инкарнации, являли собой нечто подобное? Да, к сожалению, да. Тот же Пятый, оправдывавший избивавших его надсмотрщиков. Тот же Лин, так и не сумевший полностью признать вину Айкис, и не веривший долгое время в то, что те, кто относились к ним двоим мало-мальски хорошо, были, оказывается, способны на чудовищные, невероятные гадости… Да и его