Когда до «блока» оставалось не более ста метров, Юра дал предупредительную очередь поверх голов. От «блока» тотчас же побежали во все стороны люди, после этого Юра влупил сразу из двух пулеметов точно по «сплошной», и мы пулей просвистели дальше, с легкостью расшвыривая покореженные машины.

— Ту-ту-ту! Ту-ту-ту! Ту-ту-тухх! — небо озлилось на нас и сыпануло спереди по курсу из вертолетных пушек.

Было неприятно, но предсказуемо: Степа предупреждал, что будут стращать.

— «Полста первый»! Вы чё творите, идиоты?! — гневно неслось с небес. — За сто метров до эстакады — огонь на поражение!!! «Полста первый», вынь вафли из ушей, ты меня слышишь? Не остановитесь — сдохнете!!!

Впереди маячила эстакада. Шоссе было перекрыто: на нем не было ни одной транспортной единицы, кроме нашего БТР. За эстакадой, с той стороны, был «блок», очевидно тот самый, последний: блики проблесковых маячков и изрядное скопление фар, гораздо больше, чем на первом «блоке».

Когда до эстакады осталось метров пятьсот, вертушки заложили вираж и пошли на боевой разворот.

— Приготовились! — крикнул Степа. — Пушками не обойдется, сейчас ракетой угостят! По команде — все с брони, и бегом под эстакаду! Спартак, сбавил скорость, ноги на руль!

БТР сбавил скорость, из водительского люка показалась голова инженера.

Сзади неумолимо приближались «вертушки». Когда злой самурай опять начал рубить ветер своей огромной катаной, а до эстакады осталось метров сто, Степа скомандовал:

— К машине!!! — И мы все разом сыпанули с брони, как сухой горох из разбившейся банки, и бросились в разные стороны от дороги.

В этот момент раздалось яростное шипение: словно сто тысяч кобр разом выпрыгнули перед нами в атакующей стойке, и тут же, с миллисекундной задержкой, на продолжавший катиться к эстакаде БТР обрушилась кара небес.

— БУ-БУXXX!!!

Взрыв был оглушительным и звонким, на какое-то время я оглох и потерял ориентацию. Земля под ногами подпрыгнула и вернулась на место, в следующее мгновение я заметил, что со всех ног бегу под эстакаду, оскальзываясь на галечной круче, и… внимание… волоку за собой одного из наших пленников!

Второго пленника толкал перед собой Юра, замыкал шествие Степа, а Спартак с Геной просто очень быстро съехали на заднице вниз и оказались под эстакадой раньше нас.

* * *

Я не совсем понимал, что мы тут забыли, под эстакадой.

«Вертушки» заходили на второй разворот, наверное, чтобы долбануть под эстакаду из пушек, с той стороны, сверху, бесновался в сполохах мигалок и мегафонных воплях многочисленный «блок» — на фига мы сюда залезли, здесь что, магическая пентаграмма, в которой нас никто не тронет?!

— Свет! — скомандовал Степа.

Юра посветил фонарем: вокруг первой опоры было несколько чугунных люков, на вид вполне обычных. По указанию Степы мы со Спартаком открыли один из этих люков и в порядке живой очереди, шустрыми крысами скользнули в неглубокий колодец.

Последним спустился Степа и закрыл за собой люк. И тотчас же сверху послышалось:

— Ту-ту-ту! Ту-ту-ту! Ту-ту-ту!

Мы были в небольшой камере, сплошь из стали — при взрывах снаружи, стенки ее гулко вибрировали и солидно гудели, очевидно, металл был достаточно толстым.

Не обращая внимания на вертолетные забавы, Степа сделал странный жест: достал свой боевой нож, надрезал куртку на левом плече и… приложил плечо к одной из стенок камеры.

Справа от него тотчас же разверзлось круглое отверстие диаметром метра в полтора и послышалось тихое шипение, как будто из пробитой шины выходил воздух.

— Шевелись! — скомандовал Степа, и мы все поспешно зашли в квадратное помещение, примерно четыре на четыре, с низким потолком и единственным тусклым плафоном по центру.

Из стены тотчас же с тихим жужжанием выползла панель с клавиатурой, двумя окулярами и небольшой круглой выемкой. Степа нажал пару клавиш, и вход с тем же шипением загерметизировался.

— Идентификация, — прозвучал из панели металлический голос. — Отсчет.

На панели засветились убывающие цифры: 20, 19, 18… а из противоположных углов, под потолком, выкатились два шестиствольных пулемета на шарнирных консолях.

Ничего себе, новости…

Степа бодро отстучал на клавиатуре длинный код — как минимум десятизначный, и отработанным движением словно всю жизнь только этим занимался, приблизил глаза к окулярам, одновременно вставив в выемку на панели большой палец правой руки.

Палец дернулся — Степа вынул его из выемки и совсем по-детски принялся сосать. Чудо произошло не сразу — некоторое время после этого отсчет продолжался.

…9, 8, 7, 6, 5… — счет на панели остановился.

— Паладин триста двадцать семь, — констатировал металлический голос. — Добро пожаловать. Система функционирует стабильно.

Пулеметы уехали в свои ниши, Степа нажал пару клавиш — в противоположной от входа стене со знакомым шипением разверзлось отверстие.

— Вперед, по тоннелю, — скомандовал Степа.

— А мертвая зона у них есть? — Юра ткнул пальцем в угол, очевидно, имею в виду пулеметы.

— Десять сантиметров у стены под консолью, — сообщил Степа. — В принципе, если превратиться в крысу, — можно отсидеться. Все, пошли, не задерживаемся.

Прогулявшись по длиннющему тоннелю, экономно подсвеченному тусклыми плафонами, мы выбрались на поверхность вдали от эстакады, и тут же были подобраны нашими «эвакуаторами».

Позади нас, за эстакадой, бесновались мигалки и рокотали «вертушки», но нас это уже не касалось.

Мы возвращались из рейда домой.

С добычей.

Поспать в ту ночь Коврову так и не удалось.

Генерал не был сентиментальным мямлей, ему не раз доводилось «решать» по разным людям, и порой самолично прикладывать руку к такого рода решениям — особенно по молодости.

«Решать» по другу и соратнику пришлось впервые в жизни. Событие, как видите, был из ряда вон, да еще и усугублялось досадной потерей «крыс». В общем, эта ночь сожрала колоссальный запас эмоций и буквально опустошила душу генерала.

К девяти утра Ковров чувствовал себя вконец разбитым и смертельно уставшим. Состояние было абсолютно нерабочее, хотелось только одного: выпить водки и завалиться спать. Увы, ни то ни другое генерал позволить себе не мог: с девяти и до двух пополудни ему пришлось ударно потрудиться на службе государевой. Коллегия, доклады, расширенное совещание комиссии — при этом приходилось изо всех сил держаться этаким всемогущим пробивным бодрячком, у которого все под контролем и кругом «в шоколаде» — по-другому никак, статус не позволяет, нельзя ни на секунду давать слабину.