– Я сказала правду. Не хочу сейчас оставаться одна. С тобой, даже таким самовлюблённым убийцей, мне спокойнее. Я готова закопать кого угодно, если ты будешь рядом. Прости меня за то, что я сделала вчера. Не отвечай ничего, просто знай, что я всё поняла. Меня занесло, и задница ещё болит, – отвечая, бросаю на Лазарро взгляд.

– Когда ты это поняла?

– Когда ты мне объяснил суть своих действий…

– Я не про это. Я видел, когда ты поняла мои слова. Я про шок. Когда ты поняла, что его нет?

– Хм… пока кашляла, наверное. Не знаю. Я просто знала это. Знала, что никакого шока и адреналина не будет. Он уже прошёл. Вероятно, когда ты трахал меня…

– Насиловал, – поправляет меня Лазарро.

– Пусть будет так, – цокаю я. – Это не суть. Думаю, что уровень моего адреналина повысился именно в этот момент, когда ты душил меня. Возможно, именно адреналин не дал мне упасть без сознания, потому что оно уже плыло, и я чувствовала, как лёгкие погибают от нехватки кислорода. Так что шок прошёл. Вероятно, завтра я буду корить себя за то, что почему-то очень спокойна и даже равнодушна. Хотя разумом понимаю, что я видела, и что сделал ты. Но это… не знаю… не могу объяснить. Привычно, что ли.

Замолкаю, кривясь от своих слов.

– Белоснежка…

– Да-да, не говори ничего. Я знаю, что это гадко и бесчеловечно. У меня на глазах случилась, наверное, самая ужасная смерть. Боже, да я чёртов позвоночник видела и глубокие порезы на шее. Это ж сколько силы ты приложил, уму непостижимо. А потом… мне было страшно, когда ты подошёл ко мне, но когда взял меня, я уже не боялась. Паниковала из-за нехватки кислорода, но не боялась. Страха как такового не было. Ступор. И всё. Поэтому я ужасный человек. Это значит, что я теряю себя, да? – спрашивая, бросаю на Лазарро грустный взгляд.

– Нет, – он усмехается. – Нет, Белоснежка, ты приняла тьму в свои объятия, и она хорошо там прижилась. Чем больше человек видит плохого, тем быстрее привыкает. Ты правильно сказала, это привычка. Когда впервые смотришь на то, как ночью над тобой из-за фейерверка загорается небо, то ты восхищена и прыгаешь от счастья. Во второй раз ты тоже прыгаешь. В десятый ты уже просто смотришь, не проявляя эмоций. А в сотый ты просто не выходишь, чтобы посмотреть. Человек привыкает ко всему. На двадцать первый день привычка приживается в нём, и он всё делает автоматически, как робот. Он ничего не испытывает после вспышки адреналина, потому что его уровень понижается, и в мозге не вырабатываются определённые нейроны. Так что ты в порядке. Ты меня удивила. И у меня есть вопрос: почему на пол, а не на кровать?

Кусаю губу, вспоминая этот промежуток.

– Женщины более нежные существа. Они не хотят сами себе причинять боль, но не прочь, чтобы кто-то причинил её им, потому что в роли жертвы они выглядят лучше. А я жертвой быть не хочу. Люди выбирают более мягкое падение, и Амато стрелял бы по кровати. Он туда и выстрелил в первый раз. Поэтому я упала на пол с другой стороны, чтобы сбить его с толку и выиграть время, – чётко отвечаю, хотя я об этом в тот момент даже не думала. Я поражена своим открытием и теперь приоткрываю рот, смотря на Лазарро.

– Дальше, говори дальше, Белоснежка, – взмахивает он рукой, призывая меня продолжить.

– Не помню, чтобы думала так, но сейчас я знаю ответ. Когда я лежала на полу, то по идее должна была перекатиться вправо, так как я правша. И Амато выстрелил туда. Я же перекатилась влево, потом ещё раз сразу же. Он увидел это и, очевидно, подумал, что я качусь в его сторону. Я схватила нож именно для того, чтобы он так посчитал. Я бросила нож в него, и в ответ он выстрелил. Я перекатилась в обратную сторону, а потом уже оказалась лежащей на спине. Амато подошёл ко мне. Он поймал меня. Он стрелял много раз… но я не понимаю, почему это делала. Я просто знала, что должна сделать так, как это было в галерее, когда появился тот преступник, и мы прятались за колонами. Я была уверена в том, что должна ударить ремнём по другой стороне, а потом выставить туфли, чтобы обмануть его. Я не знаю… не знаю… почему я так сделала, – последние слова уже шепчу, качая головой.

Лазарро прячет улыбку и сворачивает в лесную зону.

– Всё просто, Белоснежка, твой мозг освоился в предложенных обстоятельствах и настроился на выживание. Он сам дал тебе понимание, что и как нужно делать в критической ситуации. Поздравляю, Белоснежка, ты научилась выживать. – Лазарро останавливает машину и поворачивается ко мне.

– Но… но… я бы сейчас… я бы не смогла…

Лазарро опускает взгляд вниз. Его руки падают с руля, и ладонь одной сжимается в кулак. Я вижу это так чётко. Он резко выкидывает его в мою сторону, и я наклоняюсь так же быстро вперёд. Кулак Лазарро со свистом пролетает над моей головой.

Его смех и мой повышенный пульс сливаются.

– Ты с ума сошёл? Ты решил меня ударить по лицу кулаком? – возмущённо выкрикиваю.

Он смеётся и качает головой.

– Проверил твою реакцию. Видишь, ты начала замечать нюансы. Я намеренно делал всё медленно для тебя, скоро ты будешь двигаться и соображать быстрее. Ты станешь проворнее, и это поможет тебе избежать смерти от рук работорговца. Ты молодец. – Он хлопает меня по щеке, и я кривлюсь, так как чувствую неприятные ощущения от прикосновения его перчатки.

– Кто-то говорил, что хорошо копает. Проверим. – Лазарро выпрыгивает из машины, и я выхожу за ним. Он достаёт из кузова лопату и бросает её мне. На удивление она не бьёт меня по голове, я её хватаю. Криво, конечно, чуть не убив себя под смех Лазарро, но я поймала. Чувствую себя богиней. Правда, оказывается, я всё же умная.

– Лови вторую.

А вот теперь я отскакиваю в сторону.

– Придурок, – шиплю, поднимая вторую лопату.

– Пошли, Белоснежка. – Лазарро подхватывает мешок с телом Амато и идёт вглубь леса. Я за ним. Жутко то, что мы, вообще, оказались здесь посреди ночи. Невероятно то, что я помогаю ему спрятать тело. Что со мной стало?

Мы достаточно долго идём, пока не доходим до уже вырытой ямы. Озадаченно смотрю на неё.

– Зачем тогда лопаты? И когда ты успел её выкопать? – удивляюсь я.

– А чем, по-твоему, я занимался весь день? И откуда у меня такие мышцы? – фыркает Лазарро, разрывая мешок.

– Эм, гонялся за ним. А мышцы у тебя, потому что ты занимаешься в зале и плаваешь. Часто. Порой слишком часто. – Указываю на труп и перевожу взгляд на Лазарро. Он бросает тело в яму. Гадость. Отворачиваюсь, и меня всю передёргивает.

– Ещё чего. Мне лень делать всё это. Неблагодарная работа. Спортзала здесь нет, а когда плавал, я даже не помню. Соскучился по дому. Терпеть не могу Италию из-за того, что здесь никогда нельзя по-настоящему расслабиться, – морщит нос Лазарро и подходит ко мне.

– А сейчас твой выход, Белоснежка. Надо его закопать. – Он забирает у меня лопату и ударяет по ягодице, отчего я вскрикиваю.