лоснилась от множества глажек, а локти так просто блестели; и весь он вдруг как-то сразу ослаб, словно его организм принялся за переваривание картошки и молочного коктейля сразу, не выжидая обычного получаса.

— Так, значит, тут и родились? — задумчиво проговорил Бушмилл. — Видно, долго жили за границей?

— Да.

— Давно последний раз нормально ели?

Молодой человек вздрогнул.

— Да я обедал! — сказал он. — В час дня обедал.

— В час дня… в прошлую пятницу, — скептически заметил Бушмилл.

Последовало долгое молчание.

— Ну, да, — признался Коркоран, — примерно в час дня, в прошлую пятницу.

— Что, на мели? Или деньги с родины ждете?

— Здесь моя родина. — Коркоран бросил рассеянный взгляд вокруг. — Всю свою жизнь я провел в разных отелях сети «Ритц» — то тут, то там. Не думаю, что здесь, наверху, поверят, что у меня нет денег. Но сейчас у меня их хватит, только чтобы заплатить завтра по счету и выехать.

Бушмилл нахмурился.

— На то, во сколько вам обходится один день здесь, вы могли бы жить неделю в какой-нибудь небольшой гостинице, — заметил он.

— А разве есть приличные отели, кроме этого?

Коркоран, словно извиняясь, улыбнулся. Это была необыкновенно очаровательная и совершенно уверенная улыбка, и Юлиус Бушмилл почувствовал прилив почтительной жалости. В нем, как и во всех тех, кто самостоятельно добился успеха, тоже присутствовала толика снобизма, и он понимал, что молодой человек сейчас произнес чистейшую правду.

— И какие планы?

— Никаких.

— Что-нибудь умеете делать? Какие-нибудь способности имеются?

Коркоран задумался.

— Говорю почти на всех европейских языках, — сказал он. — А вот способность у меня, боюсь, только одна: я умею тратить деньги!

— И как вы это в себе открыли?

— Ну, тут от меня ничего не зависело. — Он опять помолчал. — Только что прикончил сумму в полмиллиона долларов.

Восклицание Бушмилла замерло на первом же звуке, поскольку уединение барного зала нарушил новый голос — раздраженный, укоризненный и исполненный веселого беспокойства.

— Никто тут не видел человека без жилета, по имени Бушмилл? Древний старичок, лет пятидесяти? Мы его ждем вот уже второй или третий час!

— Хэлли! — позвал Бушмилл, издав покаянный стон. — Я здесь! Совсем про вас забыл.

— Только не льсти себе, мы не по тебе соскучились, — подойдя поближе, произнесла Хэлли. — Нам нужны только твои деньги! Мы с мамой оголодали, нам требуется еда; пока мы ждали тебя в холле, нас даже чуть не накормили два приятных французских джентльмена.

— Мистер Коркоран! — произнес Бушмилл. — Моя дочь!

Хэлли Бушмилл была молодой и яркой блондинкой, со стрижкой «под мальчика» и слегка выступающим вперед, как у ребенка, лбом, под которым располагались аккуратные и совершенные черты лица, будто пускавшиеся в пляс, когда она улыбалась. Она постоянно сдерживала их склонность к такому несерьезному веселью, словно опасаясь, что, едва ослабнет контроль, их уже никогда не удастся вернуть в этот детский сад под милым лобиком.

— Мистер Коркоран родился прямо здесь, в «Ритце», — объявил отец. — Сожалею, что заставил тебя и твою маму ждать, но мы, честно говоря, готовили тут небольшой сюрприз, — он посмотрел на Коркорана и, не таясь, подмигнул. — Как помнишь, послезавтра мне придется ехать по делу в Англию, в один из этих ужасных промышленных городов. Я планировал, что вы с матерью поедете на месяц в путешествие по Бельгии и Голландии, которое завершится в Амстердаме, где твой… Где вас встретит мистер Носби.

— Да, все это я уже знаю, — сказала Хэлли. — Продолжай! Где сюрприз?

— Я планировал нанять туристического агента, — продолжал мистер Бушмилл, — но, к счастью, наткнулся сегодня на моего друга Коркорана, и он согласился ехать вместо агента.

— Да я ни слова не произнес… — изумленно перебил Коркоран, но Бушмилл продолжал, решительно отмахнувшись от него рукой:

— Он родился в Европе и знает ее, как свои пять пальцев; место рождения — отель «Ритц» — говорит о том, что он разбирается в гостиницах; а благодаря его богатому опыту… — тут он со значением посмотрел на Коркорана, — вы с матерью не будете выглядеть нелепо и увидите, что значит «золотая середина»!

— Отлично! — Хэлли с интересом посмотрела на Коркорана. — Мы поедем по обычному маршруту, мистер…

Тут она замолчала. Последние несколько минут на лице Коркорана было странное выражение. И вдруг оно превратилось в нечто вроде испуганной бледности.

— Мистер Бушмилл, — с трудом произнес он, — мне надо поговорить с вами с глазу на глаз, прямо сейчас. Это очень важно. Я…

Хэлли вскочила.

— Я пойду, побуду с мамой, — сказала она, бросив любопытный взгляд. — И поторопитесь, оба!

Когда она вышла из бара, Бушмилл с беспокойством посмотрел на Коркорана.

— Что случилось? — спросил он. — Что вы хотите мне сказать?

— Хочу сказать, что сейчас я упаду в обморок! — ответил молодой человек.

И так и сделал — и что примечательно, без всяких проволочек.

II

Несмотря на симпатию, которой Бушмилл сразу проникся к Коркорану, само собой разумеется, пришлось навести определенные справки. В парижском отделении нью-йоркского банка, где находились остатки полумиллиона, Бушмиллу рассказали все, что нужно. Коркоран не выпивал, не являлся игроком и не предавался порокам; он просто тратил деньги, только и всего. Разные люди, включая и служащих банка, водивших знакомство с его родственниками, не раз пытались с ним беседовать, но он, очевидно, был неизлечимым транжирой. Детство и юность, проведенные в Европе с безумно потакавшей ему во всем матерью, полностью атрофировали у него всякое понимание ценности и соразмерности.

Удовлетворенный Бушмилл больше ни о чем не спрашивал: никто не знал, что стало с деньгами, а если кто-то что-то и знал, то он просто из деликатности решил не копаться в недавнем прошлом. Но перед отбытием путешественников на поезде Бушмилл воспользовался случаем и произнес напутственное наставление.

— Я доверяю вам контроль всех расходов, поскольку считаю, что вы получили хороший урок, — произнес он. — Но помните: на этот раз деньги не ваши! Все, что вам причитается, — это семьдесят пять долларов в неделю, которые я буду платить вам в виде жалованья. Любые прочие траты должны записывать в этот блокнот, а в конце вы предоставите мне отчет.

— Я понял.

— Первое: следите, на что расходуются деньги, и докажите, что у вас достаточно здравого смысла и вы усвоили урок. А второе и самое важное: следите, чтобы мои жена и дочь не скучали, и хорошо проводите время.

На первое же полученное жалованье Коркоран закупил путеводители и книги по истории Голландии и Бельгии, и просидел с ними допоздна всю ночь перед отъездом, а также первую ночь по прибытии в Брюссель, впитывая массу информации, о которой он и не подозревал, несмотря на все свои путешествия