При таких обстоятельствах Агесилай рад был найти себе занятие за пределами Греции. Египет в последние годы Пелопоннесской войны отторгнулся от Персии и основал у себя отдельное царство; в это время повелевал там царь Тахос, который предпринял войну против персов, чтобы овладеть берегами Сирии и Финикии; для командования флотом пригласил он афинянина Хабрия, для сухопутных сил своих желал иметь спартанского полководца, Восьмидесятилетний Агесилай, полный горести и тревоги о судьбах своей родины, как будто в порыве отчаяния, принял недостойное своего сана и всей геройской жизни своей решение вступить в службу к иноземному царю. Он надеялся этой службой доставить своему потрясенному войной отечеству средство подняться на прежнюю высоту и вновь завоевать Мессинию. С тысячью гоплитов, которых он завербовал с помощью египетских денег, отправился он в путь, вероятно, весной 361 года; его провожали тридцать спартанских советников. Когда он пристал к египетскому берегу, там собралось много народу, чтобы посмотреть на знаменитого царя и героя. Но когда любопытные не заметили в нем ни блеска, ни пышности, а увидели только старого, маленького и невзрачного человека, в старой, из грубой ткани мантии, который, с сопровождавшими его, без всяких приготовлений, бросился на траву, они стали смеяться и шутить над ним, а какой-то остряк напомнил о басне про гору, родившую мышь. Это раздосадовало старика и он сказал: «Погодите, мышь явится еще львом перед вами». Народ не мог также понять, почему из присланных ему Тахосом подарков он принял только муку, тельцов и гусей, а лакомства, пироги и благовонные масла велел отдать илотам. Агесилай ожидал, что царь предоставит ему командование над всеми своими войсками; но так как под власть его отдано было только наемное войско, то он почувствовал себя обиженным и отомстил царю изменой. Когда молодой родственник царя, по имени Нектанаб, вздумал объявить себя властелином, он пристал к его стороне и помог ему низвергнуть Тахоса. Потом он способствовал Нектанабу победить нового претендента на царство, утвердил его трон и с честью, обремененный подарками, получив за свою услугу, сверх того, 230 талантов, отплыл в свое отечество, которое опять начали тревожить аркадцы. Так как была зима, то он принужден был зайти в так называемую гавань Менелая, пустынное место на ливийском берегу. Здесь заболел он внезапно и умер на 82-м году своей жизни, в начале 360 года. Тело его было облито воском и в таком виде перевезено в Спарту, где и предано земле с обычными торжественными обрядами. Ему наследовал сын его, Архидам III.

Пелопид, сын Иппокла, бывший вместе с Эпаминондом разрушителем преобладания Спарты, основателем и опорой гегемонии фиванской, происходил от всеми уважаемого рода, но, несмотря на свое богатство, увеличенное еще вследствие выгодного брака, жил просто и умеренно. Великодушно делился он своими излишками с неимущими и друзьями и тратил свое время не на сохранение и увеличение своего имущества, а на службу государству, так что богатство его принимало все меньшие и меньшие размеры. Когда друзья порицали его за это и заметили ему, что он выпускает из рук необходимые средства к жизни, он указал на слепого калеку и сказал: «Вот для этого человека деньги — необходимое средство к жизни». Высотой и благородством духа он равнялся с другом своим Эпамнондом, с которым до самой смерти сохранил близкую связь. Чуждые зависти, честолюбия и желания господствовать над другими, два великие друга заботились только о полезном служении отечеству. Хотя Пелопид — характер пылкий и необузданный — уступал своему другу в самообладании и в нравственном развитии, но был одинаковых с ним чистоты сердца и твердости правил. Эпаминонд предавался наукам и философским созерцаниям; Пелопид искал деятельности в практической жизни; один находил более удовольствия в философских беседах, другой — в телесных упражнениях в палестре или на охоте. Дружбу свою заключили они на поле сражения. В битве при Мантинее, в 385 году, где оба сражались рядом, среди присланного спартанцам вспомогательного фиванского войска, Пелопид пал на землю во время горячей схватки с аркадцами, получив семь ран в грудь. Эпаминонд заслонил его собой, решась до последнего дыхания жизни защищать против превосходного числа неприятелей тело и оружие павшего. Уже был он ранен копьем в грудь и в руку ударом меча и едва мог стоять на ногах, когда спартанский царь Агезиполис подоспел вовремя на помощь теснимым фиванцам.

Когда летом 383 года спартанец Фивид завладел посредством измены Кадмеей и учредил в Фивах олигархическое правление, Пелопид бежал из города с 400 демократами и нашел с ними убежище в Афинах, так же как во времена 30 тиранов бежавшие из Афин демократы нашли приют в Фивах. Фиванские олигархи через герольдов объявили своих перебежчиков изгнанными из отечества и так как афиняне, несмотря на запрещение Спарты, приняли их под свое покровительство, то подослали к ним тайных убийц, чтобы извести тех из них, которые были опаснее и деятельнее. Андроклид, считавшийся главой демократов, пал под их ударами. Тогда Пелопид, хотя был одним из младших, стал во главе бежавших из Фив и своим пылким красноречием и решительностью побудил их сделать попытку возвращения в отечественный город, чтобы спасти его от владычества тиранов. Они могли рассчитывать на помощь и содействие фиванских друзей своих, между которыми Горгид сообщал им все, что делалось в Фивах, а Харон и Филлид так умели вкрасться в доверенность властей, что те считали их своими приверженцами и имели полное к ним доверие. Филлид исправлял даже должность секретаря у полемархов, бывших во главе управления, и был послан ими с поручением в Афины. Здесь-то условился он со своими друзьями о том, как им вернуться в отечество.

В назначенный день в конце 379 года изгнанники собрались в Фриазийской равнине, на границе Виотии. Здесь большинство их осталось под начальством Ференика, а двенадцать из младших, в том числе Пелонид, Меллон, Дамоклид, Феопомп, люди из первых домов фиванских, пошли вперед с целью проникнуть в город и умертвить тиранов. В коротких плащах, снабженные различными принадлежностями охоты, с собаками, прошли они через Киферон, дабы встречные не возымели на них подозрения, а подумали, что они охотятся. Вблизи Фив они разделились и, переодевшись простолюдинами, прошли поодиночке в город различными воротами, чтобы соединиться в доме Харона, которого они известили о своем прибытии. Хотя было еще светло, однако никто не заметил и не узнал их, и, тем более что по случаю ветра и снежной вьюги большая часть жителей рано укрылась в домах своих. Главные из олигархов, полемархи Архий и Филипп были в этот день приглашены со своими товарищами на пир в дом Филлида и здесь они должны были пасть под ударами заговорщиков.

Уже наступила ночь, когда 48 заговорщиков один за другим собрались в доме Харона, готовые начать свое отважное дело. Вдруг послышался сильный стук в двери; то были два служителя Архия, сообщившие Харону приказание немедленно явиться к Архию, в дом Филлида. Все думали, что тайна их предприятия открыта, и находились в большом страхе, но Харон неустрашимо отправился в дом Филлида, где нашел Архия и друзей его уже в нетрезвом состоянии. К тиранам дошел уже неопределенный слух о событиях этого дня; потому-то Архий и велел позвать к себе Харона, чтобы расспросить его обо всем и поручить ему сделать надлежащие розыски. Харон и Филлид умели успокоить полемархов, которые опять начали пировать и предались необузданной радости, когда Филлид уверил их, что скоро явятся перед ними обещанные им танцовщицы. Едва только Харон удалился, как Архию подали письмо, полученное из Афин, с приглашением прочесть его немедленно, потому что в нем заключалось весьма важное известие. Но уже Архий был в совершенно бесчувственном состоянии; он сказал, смеясь: «Важные дела до завтра», — и спрятал нераспечатанное письмо под ковер, на котором лежал, чтобы продолжать веселый разговор с Филлидом. Письмо было от иерофанта* Архия из Афин, у которого фиванский Архий когда-то гостил в доме, и заключало в себе все подробности заговора.