– Дети… Я уже давно не видел, как они играют, – печально вздохнул Спасенный.

Путники остановились у самого крайнего шалаша. К Мастеровому подошли трое мужчин, и все вместе куда-то удалились.

Когда же Мастеровой вернулся, то сказал:

– Теперь тебе я больше не советчик и не могу подсказать, где колыбель с младенцем искать. Тебе виднее, сын. Вот здесь ты заночуешь, а завтра придется нам расстаться. Дальше ты пойдешь один. – И, помолчав немного, поднес ладони к язычкам пламени. – Как долго мы не могли разжигать огня… (Дело в том, что ночью светом костра можно привлечь внимание врага.) Истемьичьи орды уходят в свои подземелья, ты видел это сам… Им вроде не до нас теперь… Но эти… Они наткнулись на наше тайное убежище на севере и окружили его. Такое же, как это. Там женщины и дети… и небольшой отряд защитников. Они ждут помощи от нас. Я не могу оставить тех, кого повел за собою, с кем разделял невзгоды, кто стал мне новою семьей. Мы должны прийти им на помощь. Я соберу своих людей, чтобы незамедлительно выдвинуться в путь. Пока у врага не появился новый Изгл, мы сумеем его сокрушить. ― И, помолчав немного, продолжил: ― А на заре придет к тебе мальчишка. Ему доверься. Отправитесь вы туда, куда на восходе солнца приходят пощипать свежую траву золотороги. Говорят, недавно к ним прибились несколько хороших лошадей. Что, если кони те не дикие, лесные, а скакуны, что знали седока? Уверен, в лошадях по-прежнему ты знаешь толк. Верхом быстрее доберешься…

Мастеровой снова замолчал и наконец отвязал на шее тесьму.

– Возьми, – протянул он Рохе несколько цветных камушков, продетых через веревочку.

– Что это, отец?

– Они принадлежали твоей матери. Здесь самые редкие, я собирал их по всему свету для нее. Эти несколько камушков ― все, что осталось от ее красивого ожерелья. Я нашел их там же, где и тебя. Теперь они должны принадлежать тебе, ты ее продолжение и мой настоящий сын. Бери!

Мастеровой ушел.

Едва посветлело небо, на пороге появился мальчик.

– Вставай, надо идти, – позвал он.

Уже в пути мальчишка тихим голосом объяснял зевающему чужеземцу:

– Пока совсем не поднялось солнце, их надо ловить, а то потом уйдут золотороги, а за ними лошади, ищи свищи их потом.

Запахами утренней травы и встретил их широкий луг.

Мальчишка не обманул. Едва они присели и стали наблюдать, как появились золотороги. Их прежде Роха не встречал. Они величественны и прекрасны. Вдоль тонких шей и грациозных спин ровными волнами лежали гривы. На мордах большие, вытянутые глаза, рога переливаются на солнце. Роха был зачарован ими.

– Гляди! – толкнул его мальчишка.

За золоторогами на поляну вышли несколько лошадей. Роха пригляделся и поднялся во весь рост.

– Гор… Г-о-о-ор! – разорвал его крик тишину.

Тут же животные перемешались и стремглав понеслись прочь с поляны.

– Ну и дурак… – прошептал обескураженный мальчишка.

Теперь перед ними был пустой луг. Вдруг мальчик приподнялся из своего укрытия и встал рядом с чужаком. Он не верил собственным глазам. По направлению к ним, навострив уши, шел красивой масти конь.

– Гор… Гор… – продолжал подзывать Роха.

Конь подошел совсем близко и вытянул вперед шею, так что его теплое дыхание обдало того, кто говорил голосом его хозяина.

Роха аккуратно протянул свою ладонь и положил ее на бархатную конскую морду.

– Ты узнал меня, коняга? – прошептал он.

Гор, наверное, что-то отвечал, но со стороны казалось, что он лишь качал своей большой головой да легонько подталкивал Роху, по дружески бодая его. Быть может, так выражал он свою радость от долгожданной встречи или, напротив, делился обидами, накопленными за время их расставания. Как знать…

Хозяин коня подал мальчику знак, и тот, вынув из котомки, протянул ему лепешку, ее аромат быстро достиг лошадиных ноздрей. Как когда-то давно… Нет, конечно же Гор не забыл этого чудесного запаха, и теперь человеческие руки снова разламывали хлеб, и конь с удовольствием жевал эту душистую массу.

– Ты знаешь этого коня? – тихо спросил мальчишка.

– Мы старые с ним друзья. Это мой конь.

Лес мелькал перед глазами, меняя очертания. Мимо проносились могучие деревья, пышные кустарники, ручейки и речушки. Никто из имеющих гриву не мог бы сравниться сейчас с Гором. Он бежал так быстро, как мог бы это сделать, пожалуй, лишь ветер. Всадник сидел прямо, и свежий поток воздуха обдувал его лицо. Впереди, образовав чудную линию, уходящую к небу, их ждало предгорье. Незаметно пролетели полдня, следом и другая половина. Роха знал, куда держать путь. В его груди, не затухая ни на миг, светился огонек. Ласковым теплом по телу разливаясь, он вел сына Иля к незримой цели. Все окружавшие его ландшафты Роха узнавал, они как раз те, что представились в видениях ему в берлоге у Аллаи.

Древние синие горы стояли перед ним почти стеною. Небольшая река протекала мимо.

Все правильно, все верно, это оно ― то место из его видений, только теперь здесь не было тумана.

– Где-то здесь мне надо подождать, – рассудил Роха и вспомнил Ула, который матерью его оставлен был в надежде.

И всадник стал дожидаться ночи. Вот и стемнело, но костра не видно.

– Неужто я ошибся и расторопность подвела меня? А может, нет его давно? Покинул это место, ждать устал иль умер? Уж времени-то сколько утекло… Наверное, и река вот эта русло поменяла?..

И тут же, вторя мыслям, вдруг огонек в нем начал затухать, тепло в груди почти исчезло.

– Нет не может быть, чтобы все напрасно было! Нет! Я буду ждать.

И лишь стоило появиться всполоху надежды, и тут же вспомнился Рохе рассказ Сенаки. Как тот в отчаянии прождал несколько ночей кряду, но так и не увидел костра.

– Я буду сам искать путь, ведущий через эти горы. Пусть будет тонок, он как волос, а я его сыщу.

И снова побежало тепло по телу и ожил огонек. И вот увидел Роха костер. Тот мигал в стороне и немного выше. К нему и отправился немедленно Роха. Взбираясь осторожно, он ехал, сколько мог, верхом, затем оставил Гора и поднялся по крутому склону. Огонь горел уже давно. Истопник подкидывал в него хворост, не жалея.

Роха, освещенный пламенем, вышел на свет.

– Кто ты? – едва завидев незнакомца, спросил сидевший у костра.

– Не бойся, путник я, свет в ночи заметил и поспешил сюда.

– Давно не видел я людей. Собак слышал, все выли где-то рядом. – Истопник озирался.