В тот же миг стены храма зашатались, пол задрожал. Из недр земли раздались звуки, похожие на рык неведомого чудовища. Светильник, упав с подставки, погас. Наступил полный мрак.

В кромешной тьме объятые ужасом люди, давя друг друга, ринулись прочь из храма. Кто-то кричал: «Это Дионис! Сам Дионис!» Кто-то истошно вопил: «Мы погибли!»

Служанки царицы, сами сильно напуганные колебаниями земли, тем не менее не посмели спасаться бегством, бросив в храме свою госпожу. Мимо них промчалась, перепрыгивая через ступеньки портика, ватага обезумевших людей. Среди них были жрецы и царь Ариарат.

«Дионис! Там Дионис! — вопили испуганные голоса. — Дионис разгневался на нас! Спасайтесь все!..»

Вслед за толпой из храма выбежал голый Митридат, растрепанные кудри топорщились у него на голове, как грива льва.

Перепуганные служанки упали перед ним на колени.

Когда они, осмелев, подняли головы, Митридата рядом уже не было. Никто не видел, куда он подевался.

В ту ночь жители Мазаки ощутили еще несколько подземных толчков. Многие из них провели ночь на улицах, опасаясь, что землетрясение обрушит кровли домов им на голову.

Когда наступил день, по городу поползли слухи, будто ночное землетрясение, было вызвано гневом Диониса, которого потревожили в храме, где он уединился с супругой царя Ариарата. Еще говорили, что Дионис якобы предстал перед Нисой в образе ее брата, царя Митридата.

«Если это так, значит, Дионис благоволит Митридату, — шептались торговцы на городском рынке. — Боги нечасто принимают облик смертного человека. В этом определенно что-то есть».

«Дионис не зря возжелал сестру Митридата и явился Нисе в облике ее брата, — втихомолку судачили приближенные Ариарата.

— Это знак покровительства. С Митридатом ссориться опасно, если сам Дионис на его стороне!»

Множились толки и в понтийском войске.

«Не зря Митридат как одержимый рвался в битвы с каппадокийцами, не зря он одержал столько побед подряд — он чувствовал поддержку бога», — переговаривались между собой конники и пехотинцы.

«А может, это Дионис в облике Митридата водил нас в сражение?» — делились догадками военачальники.

После той ночи Митридат явственно почувствовал перемену к себе.

Жители Мазаки не скрывали своего благоговейного страха перед ним. Жрецы Диониса заказали резчикам по камню мраморную стелу с его изображением, посвятив ее богу.

Полководцы и друзья Митридата даже в узком кругу больше не позволяли себе дружески хлопнуть его по плечу или беззлобно подтрунить над ним за чашей вина.

Только Тирибаз, подстроивший так, что Митридат смог незаметно для жрецов проникнуть в опочивальню бога, не изменил своим привычкам. Он по-прежнему мог в чем-то не согласиться с Митридатом, даже поспорить с ним, мог дать совет и настоять на своем.

Однако землетрясение не было задумано Тирибазом. Он не мог и предположить, что такое случится именно в тот момент, когда царь Ариарат приведет в храм пьяную толпу с постоялого двора. Поэтому даже Тирибаз время от времени теребил свою выкрашенную хной бороду, украдкой поглядывая на Митридата. А в самом деле, не было ли во всем случившемся вмешательства бога?

Не меньшим благоговением после всего случившегося была окружена и Ниса. Служанки старались угодить ей во всем, от них не отставали и евнухи. Царица чувствовала опеку и заботу на каждом шагу; ее сон оберегали, за столом ей прислуживал целый рой слуг, что неимоверно раздражало Ариарата.

Жены и дочери вельмож по целым дням слонялись близ дворца в ожидании выхода царицы. Вокруг Нисы сложился ореол возлюбленной бога, всем хотелось ее увидеть, поскольку те, кто видел ее, превозносили до небес телесное совершенство Нисы и красоту ее лица.

По вечерам толпы любопытных собирались возле храма Диониса. Однако ожидания людей были напрасны: Ниса не покидала дворца. Застенчивая от природы, она была далеко не в восторге от такого проявления внимания к себе. Рассказы очевидцев между тем обрастали всевозможными домыслами. Одни утверждали, что бог действительно был похож на Митридата, только выше его на три головы и гораздо шире в плечах. Другие заявляли, что рост увиденного ими Диониса достигал двух человеческих ростов! Третьи прибавляли, будто Дионис топнул в гневе ногой и от этого случилось землетрясение. Кто-то говорил, что сам видел, как глаза бога светились в темноте, словно два факела!

Служанки царицы, сопровождавшие Нису до дверей храма, единодушно заявляли, что видели Диониса всего в нескольких шагах от себя, когда он выбежал из храма, преследуя толпу. Рабыни утверждали, что Дионис был необычайно высок и очень красив! Втихомолку девушки обсуждали с другими рабынями мужские достоинства Диониса, так как видели его нагим. Вся эта шумиха выводила Ариарата из себя. Юный царь отличался коварством и подозрительностью, а также неимоверным злоязычием. Ариарат и прежде не проявлял особого почтения к богам, а теперь и вовсе ругал бессмертных обитателей Олимпа как мог.

Несмотря на свой юный возраст, Ариарат не поддался суеверию толпы и смело возражал тем, кто пытался уверять его, что в храме был Дионис в облике Митридата.

— Будь это Дионис, он убил бы меня одним ударом, а я жив, как видите, — говорил Ариарат. — Отделался лишь синяком.

Этот синяк на скуле был для обидчивого избалованного Ариарата личной трагедией в течение нескольких дней, пока не зажила скула. Царь скрывался в своих покоях от любопытных глаз и навязчивых посетителей, желающих увидеть «отметину бога».

Своей жене Ариарат несколько раз открыто намекал, что она зачала ребенка не от бога, но от брата. И что со временем он всем докажет это.

Ниса постоянно жаловалась Митридату на притеснения и злые насмешки со стороны Ариарата. Митридат всякий раз обещал помочь сестре, хотя сам не знал, как это сделать. Пытаться уговаривать Ариарата было столь же бесполезно, как и запугивать. При встречах с Митридатом Ариарат начинал кривляться, называя его то полубогом, то Дионисом. Сгибаясь перед ним в раболепных поклонах, Ариарат тем не менее не скупился на издевательские реплики вроде: «О сын Зевса, зачем тебе встречаться с моей женой в храме — там темно и неуютно. Встречайся с ней лучше в ее опочивальне».

Порой Митридату делалось смешно, глядя на кривлянья племянника, порой ему хотелось придушить его своими руками, чтобы не слышать этого писклявого нудного голоса.

Ненависть, возникшая между дядей и племянником, грозила в ближайшем времени обернуться чем-нибудь непоправимым. Так и случилось.

Во время зимнего солнцестояния, когда по зороастрийскому календарю справлялся праздник, посвященный божествам персов Митре и Апам-Напату, во дворце было небольшое торжество с застольем. Митридат никогда не забывал, кем были его предки и над каким народом он царствует; большая часть населения Понта были огнепоклонники, унаследовав эти верования еще со времен Ахеменидов. Немало исповедующих зороастризм было и среди каппадокийцев.