придется делать вид, что это он их к этому принуждает. Сверхурочных часов станет меньше; детективам с малым числом вызовов придется поднажать. Но главное, им придется самим прикрываться – вести полную отчетность по каждому делу, чтобы их не тронул ни один руководитель, придравшись, что какая-нибудь наводка не расследуется должным образом. Д’Аддарио знал, что это не более чем бюрократический бред. Бумагомарание для полудюжины подстраховочных внутренних отчетов будет сжирать драгоценное время. И все же таковы правила, и теперь играть придется по ним.

Самый сложный момент – закручивание гаек в отношении переработок отдела: обычно этот ритуал происходит под конец бюджетного года балтиморского департамента. Отдел убийств стабильно переваливал за бюджет почти на 150 тысяч долларов по сверхурочным часам и выступлениям в суде. И так же стабильно в апреле и мае департамент старался дать по рукам – впрочем, с минимальным эффектом, бесследно развеивающимся в июне, когда начинался новый бюджетный год и деньги снова текли свободно. Каждую весну в течение двух-трех месяцев капитаны говорили лейтенантам, а те – сержантам, чтобы переработок допускалось как можно меньше и цифры стали приятны глазу начальства. Это еще возможно на уровне района, где в кризисное время могли обойтись без одной-двух патрульных машин. Однако в отделе убийств эта практика создавала сюрреалистические рабочие условия.

Ограничение сверхурочных выражалось всего в одном требовании: детектив, заработавший 50 процентов базового оклада в суммарных переработках и выступлениях в суде, выходит из ротации. Бухгалтерии эта логика понятна: если Уорден уперся в потолок и переведен на дневную смену, он не может принимать вызовы. А если он не может принимать вызовы, то не может и зарабатывать на сверхурочных. Но, по мнению детективов и сержантов, в требовании нет логики. В конце концов, если Уорден выпал из ротации, тогда остальные четыре детектива в группе получают больше вызовов в полуночную смену. И если, упаси боже, Уолтемейер тоже близок к потолку по переработкам, тогда группа сократится до трех человек. В убойном Балтимора группа, выходящая в полуночную смену в составе трех человек, просто лезет на рожон.

Что важнее, ограничение прямо било по качеству. Лучшие детективы – неизбежно те, кто работает по своим делам дольше, и их дела неизбежно идут в суд. Действительно, опытный детектив может из любого дела выжать лишние часы, но обычно куда прибыльнее раскрыть убийство, чем оставить его висяком, а еще прибыльнее – собственно, выиграть его в суде. Раскрытое убийство – это золотая жила; истина, отмеченная в Седьмом правиле пантеона мудрости убойного.

Это правило касается цвета денег и цвета раскрытых и нераскрытых убийств на доске: сначала они красные. Затем – зеленые. Наконец – черные. Но теперь, из-за пошатнувшегося положения Д’Аддарио, зелени в уравнении станет куда меньше. Этой весной требование 50-процентного ограничения грозило ударить как никогда.

Первым до отметки дошел Гэри Данниген – и угодил на вечную дневную смену, где расследовал старые дела и ничего больше. Потом в потолок уперся Уорден, затем – Уолтемейер, после них завис на краю 48 процентов Рик Джеймс. И вдруг перед Макларни открылась перспектива трех недель ночной работы со всего двумя детективами.

– Убийствам нет предела, – цинично отметил Уорден. – Но есть предел тому, сколько мы можем их расследовать.

Д’Аддарио играл по установленным правилам: рассылал предупреждения – с копиями для полковника и капитана – детективам, близким к 50-процентному ограничению, и отправлял на скамейку запасных дошедших до предела. Что примечательно, сержанты с детективами согласились участвовать в этом фарсе. Из них любой бы мог перечеркнуть ограничения, вызвав в тяжелую полуночную смену больше детективов, а потом оправдавшись чрезвычайной ситуацией. В конце концов, убийство – одна из самых непредсказуемых вещей в мире.

Вместо этого сержанты послушно отодвигали детективов на второй план и перекраивали рабочие графики, потому что понимали риски для Д’Аддарио и, кроме того, для себя. В департаменте хватало лейтенантов, и, по скромным прикидкам Макларни и Джея Лэндсмана, как минимум у добрых 80 процентов из них были способности, готовность и благородное устремление при первой же возможности напрочь развалить отдел убийств.

Но если Макларни и Лэндсман играли по правилам из искренней преданности Д’Аддарио, Роджер Нолан исходил из совсем других причин.

Нолан очень серьезно относился к своей должности и явно наслаждался службой в, по сути, военизированной организации. Больше остальных в отделе убийств он получал удовольствие от полицейских процедур – субординации, верности институту, вертикали власти. Это еще не означало, что он продался; Нолан защищал сотрудников не хуже, а то и лучше других руководителей в убойном, и любой под его началом мог быть уверен, что его посмеет тронуть только собственный сержант.

И все равно Нолан оставался загадкой даже для своих подчиненных. Об этом выходце из гетто Западного Балтимора с двадцатью пятью годами стажа говорили, будто он – единственный черный республиканец во всем городе. Что он раз за разом отрицал – безрезультатно. Грузный и лысый, с широким выразительным лицом, Нолан напоминал стареющего боксера или, скорее, стареющего бывшего морпеха, чем полицейского. Детство у него выдалось непростое: родители страдали от алкоголизма, остальные родственники участвовали в наркоторговле Западного Балтимора. Во многом именно морпехи и спасли Нолана, вытащив его с Северной Кэрроллтон-стрит и подарив суррогатную семью, собственную койку и трехразовое сбалансированное питание. Он служил и на Тихом, и в Средиземном, но ушел в отставку раньше, чем грянул Вьетнам. В итоге его сформировало «Семпер Фи»[44]: теперь Нолан посвящал досуг отряду бойскаутов, чтению военной истории и пересмотру фильмов о Хопалонге Кэссиди. На взгляд любого детектива, это далеко от поведения среднего уроженца Западного Балтимора.

И в убойном его точка зрения была уникальна. В отличие от Лэндсмана и Макларни, Нолан никогда не расследовал убийства; на самом деле большую часть службы он провел в патруле, работал руководителем секторов в Северо-Западном и Восточном районах – это длительное изгнание из штаба началось, когда он, еще будучи многообещающим полицейским в штатском, не угодил власть имущим в известном деле о коррупции начала 1970-х.

В те годы Балтиморский департамент был настоящим Диким западом. В 1973-м почти половину Западного района вместе с его главой либо осудили, либо уволили за крышевание местных азартных игр. Похожая участь ждала отдел нравов угрозыска, а в спецподразделении пошли нехорошие слушки о черном сотруднике, майоре Джеймсе Уоткинсе, потенциальном кандидате на пост комиссара. Уоткинс вырос вместе с несколькими наиболее выдающимися наркодилерами Пенсильвания-авеню, и до конца десятилетия он в звании полковника будет выступать в суде, обвиненный в крышевании наркоторговли.

Нолан работал под командованием