— Макс, просыпайся, на тебя уже Лиза искоса смотрит, — прошептала Зыбунина.

— Не Лиза, а Елизавета Станиславовна, — пробормотал я, пытаясь оторвать голову от тетради.

— Вот еще, она меня всего на двадцать четыре года старше.

— Знаешь, в нормальных семьях это уже повод называть старшего на «вы».

— Но не у нас. Разница для сестер. Матери в несколько раз больше, чем ей.

— Прошу прощения, — уже окончательно проснулся я. Разве что голова казалась невероятно тяжелой. — А сколько твоей маме?

— После сотни лет ведьме такой вопрос не задают. Но я с тобой о другом поговорить хотела.

— Зыбунина, Кузнецов, что может быть интереснее, чем цветение скоростели? — обратила свое внимание на нас учительница. — Или кто-то из вас знает, для чего собирают пыльцу этого замечательного растения.

Я отрицательно замотал головой, и Катя сделала тоже самое. Хотя я мог поклясться, что она точно знает ответ на этот вопрос. Вообще Зыбунина младшая в последнее время как-то приуныла. Если раньше учеба была ей в радость, то теперь Катя частенько не делала домашек. И бог с ней с флорой, так она и на другие предметы подзабила. Видимо, внутренне ощущала, что ничего с направлением не выгорит.

— Так о чем ты хотела поговорить? — спросил я, чувствуя, что глаза снова слипаются.

— О твоих похождениях ночных.

— Не верь девчонкам, они все врут.

— Я серьезно. Ты на себя посмотри, лица почти нет, синяки под глазами, на уроках отсыпаешься.

— Тяжела и неказиста жизнь мага-гимназиста.

— И шутить стал плохо, — заключила Зыбунина. — Одни минусы. И еще Байков сказал, что вы с Рамилем кое-что обнаружили.

Я закашлялся. Вот Димон гад. Я бы не удивился, если бы подобное сболтнул Рамик. Но Байков! Или он сделал это намеренно, поняв, что я ничего предпринимать не собираюсь. Это больше похоже на истину.

— Ну, нашли.

— Рассказывай, — почти приказала Катя.

Повествование про мертвого уникума включило в себя минут пять времени, два сердитых замечания Елизаветы Станиславовны и большущие от возмущения глаза ее племянницы.

— Надо срочно рассказать обо всем Елизавете Карловне! — заключила Зыбунина, когда я замолчал.

— Надо срочно найти кровянник. А потом уже болтать о том, о сем.

— Не надо.

— В смысле? Ты же сама говорила, что это единственный шанс попасть в Башню ведьмачества.

— Это лишь формальность. Если бы я действительно могла бы собрать все травы, тетка бы не предложила этого. А так она может с чистой совестью говорить, что у меня были все шансы. Такая жизнь. В ней не всегда получается так, как ты хочешь.

— И что ты будешь делать?

— Выбирать между артефакторикой и волшебством, — грустно улыбнулась Катя. — А вот что ты будешь делать, я точно знаю. Сразу же после уроков пойдешь к завучу и расскажешь об уникуме. Я снимаю с тебя обещание помочь. Тем более, что это невозможно.

— Но, Катя, я еще не проверил пару мест за школой.

— Максим, завуч! Ты меня услышал?

Я кивнул головой, но сделал все равно по-своему. Нет, как бы мне горько не было, но если человек сам не хочет, чтобы ему помогали, то какой в этом толк? Просто третий раз пересказывать найденное на кладбище я отправился не к Елизавете Карловне, а к Якуту.

Странная эта вещь — жизнь. Я больше всего опасался именно его. Якут не чурался разного вида наказаний. Но вместе с тем доверия у меня к нему было в разы больше. Понятно, что снимет разрешение покидать школу. И опять, поди, придумает наказание. Но не будет осуждать и, тем более, ругать. Надо ли говорить, что я оказался прав?

Тренер атлетического клуба выслушал меня внимательно, ни разу не перебив. Лишь после поинтересовался целью ночных похождений. Тут я ничего скрывать не стал — собирал травы для нового предмета, ибо это единственный шанс попасть Башню ведьмачества. Что это не мне, уточнять не стал. Какая теперь разница?

— Территорию школы больше не покидать, — серьезно заключил Якут, уже явно начиная что-то прокручивать в мозгу, — остальным передашь, что тренировка сегодня самостоятельная. Без меня.

И исчез, словно его и не было. Более того, пропал на несколько дней, в течение которых «атлеты» откровенно наслаждались свалившимся отдыхом, то есть самостоятельным тренировками, а я гадал, что же произошло.

Ответом послужил цветущий вид Натальи Владимировны. Честно говоря, я уже и забыл, когда в последний раз видел ее такой. Сегодня учительница заклинаний встретила нас улыбкой. И с какой-то непонятно теплотой посмотрела на меня.

— Дети, — начала она урок, — хочу вам сообщить одну важную новость. С преподавателя мифологии родного края, Якова Петровича, сняты все обвинения. В текущем учебном году он вряд ли вернется в школу, но самое главное, теперь он свободен.

— А с чего это его отпустили? — нахмурился Куракин.

— Из-за новых, вскрывшихся обстоятельств, — загадочно ответила Матвеева. Но не удержавшись, добавила. — Нашли уникума, который, к сожалению, пропал в самом начале учебного года. Как вы помните, изучать мифологию вы стали с середины сентября. Поэтому Яков Сергеевич не мог причинить вред тому ученику.

Нет, это она зря. Конечно, я ее понимаю. Радость за близкого человека и все такое. Но нельзя с таким радостным лицом подобные вещи сообщать. Как бы сказал Байков — диссонанс. Он, кстати, повернулся и состроил мне трагическую рожу. Ну ладно, я почти даже дуться перестал за «лишние слова», сказанные им Зыбуниной. Судьба одной девочки, которая прервет ведьмовскую стезю, ради спасенного учителя — не так уж и плохо.

Так вот, как только Матвеева сказала об уникуме, которого нашли, сразу посыпалась куча вопросов. Нет, Петрович нравился многим, но, по большей части, суровым школьникам было по барабану, что с ним и где он. А мертвый ученик — дело другое. Это касалось каждого. Тем более, когда заявляют, что он убежал, а потом находят того на старом кладбище. Простите, Наталья Владимировна, вы сами сорвали урок.

На пути из Дома Чудес я ощутил на себе странный, тяжелый взгляд. В последний раз подобное было, когда блюстители устанавливали Поплавок. Я завертел головой и заметил Коршуна у открытых дверей в столовую. Он вроде собрался подойти ко мне, но его опередил Якут, точно выросший из-под земли.

— Максим, надеюсь, ты послушал меня и больше не выходил за территорию школы?

— Нет, — для достоверности я даже помотал головой.

— Отлично, постарайся сохранить себя в целости и не делать необдуманных действий… По крайней мере до того, как прибудут ищейки из МВДО с твоим старым другом, Четкеровым.

— Опять? — удивился я.

— Да, Якова отпустили. Значит, преступник на свободе. А Четкеров говорит, что у него есть какой-то след. Может, врет, может, нет. Кто его знает. В школе три уникума, я не смогу приглядывать за каждым. А круг моих доверенных лиц по известным причинам сократился. Будет лучше, если ты постараешься никуда не влезать. Это понятно?