Я вывалился в коридор и уже собирался прыгнуть в сторону кубрика, когда внезапный всплеск невозможной силы тяжести придавил меня к стене.

Из рубки доносились крики.

Через секунду я снова плыл в невесомости. Тело болело так, словно меня швырнуло с высоты в дюжину метров на металлическую плиту. Я перевел дыхание, ухватился за шатающийся поручень над головой – и тут увидел Лиду.

Она падала, раскинув руки, неподвижно глядя перед собой ослепшими глазами – как утопленница, которая проваливается в темноту.

– Лида! – крикнул я.

Коридор превратился в отвесный тракт, залитый слепящим светом. Я оттолкнулся от стены. В глазах на мгновение потемнело, как перед обмороком, я потянулся к следующему поручню, висящему над головой, но взбесившаяся сила тяжести отбросила меня назад.

Лида бесчувственно упала рядом со мной.

Кровь бешено пульсировала в висках. Я приподнялся – руки тряслись, ослабленные мышцы сводило от боли – и повернулся к Лиде. Свет в коридоре замигал. Упрямое тяготение, прижимавшее нас к стене, исчезло.

Я схватил Лиду за руку, притянул к себе. Мне послышалось, что она застонала. Передо мной проплыли капельки крови – красные вздрагивающие пузырьки, которые уносило вверх невидимое течение, подъемная сила.

– Лида… – прошептал я.

Я оттолкнулся и, придерживая Лиду за талию, поплыл к жилому отсеку. Всплески гравитации прекратились, но я был уверен, что мы поднимаемся куда-то вверх, всплываем на поверхность.

В кубрике у меня закружилась голова.

Я потерял ориентацию в пространстве.

Легкий судорожный толчок чуть не выбросил нас обратно в коридор, но я успел ухватиться за скобу у открытого люка, и через мгновение наши тела вновь потеряли вес.

Отсек с коконами был причудливо перевернут в пространстве – как на морском корабле, который огромные волны подняли килем вверх. Мы повисли у ближайшего кокона, и я разодрал одной рукой его мягкую синтетическую скорлупу.

Корабль снова тряхнуло – можно было подумать, что кто-то пытается запустить его гигантское плазменное сердце, пропуская по заизолированным венам мощные электрические разряды. Красные капельки опять пронеслись перед глазами – как пузырьки воздуха в воде. Лида была уже внутри кокона, и я укутывал ее в этот плотный амнион, стягивал ремнями.

Ее глаза неподвижно смотрели прямо перед собой.

Застегнув спальный мешок, я завис над Лидой, придерживаясь за стену. Мне нужно было возвращаться, но я не хотел уходить, не хотел оставлять ее одну.

Время больше не имело значения.

Я наклонился и поцеловал ее в губы. Холодный бесчувственный поцелуй. По телу пробежала дрожь от озноба.

Сигнализатор в ухе истерично заорал, разрывая барабанные перепонки:

– Код! Код противника! Это они!

– Что? – крикнул я.

– Живо!

Это был голос первого пилота – испуганный и надрывный. Его крик резко замолк. Ему не хватило дыхания.

Я вылетел в коридор.

– Уровень радиации! – завизжал сигнализатор. – Они собираются атаковать! У нас сейчас отрубится сеть!

Я впервые видел, как активируется на корабле аварийный режим.

Из стен выстрелили люминофоры, длинные красные нити, которые могли гореть, даже если полностью отрубалось электричество, мониторы на стенах сначала залила ровная невозмутимая темнота, а потом вспыхнули огромные кричащие буквы и цифры – код аварийного протокола, «внимание», «тревога», «режим».

От волнения я едва мог совладать с собственным телом. Я резко оттолкнулся от стены, надеясь в один мощный прыжок достать до рубки, но не рассчитал усилие и врезался правым плечом в металлическую скобу. У меня вырвался непроизвольный стон, и я схватился за ушибленную руку. На секунду я даже решил, что сломал кость. Коридор заливало красным маревом. Казалось, кровь стоит в глазах, однако я не слышал ни единого звука – меня окружала мертвая тишина.

Я попытался успокоиться и неторопливо, не делая лишних движений, подтолкнул себя к приоткрытому люку. Залез в рубку, хватаясь трясущимися руками за настенные поручни.

Первый пилот сидел в кресле, рот его был приоткрыт, а остекленевшие глаза слепо смотрели в потолок.

Я нырнул к терминалу нейроинтерфейса.

Каждое движение занимало чудовищно долгие секунды, тогда как операторы чужака давно подключились к нейроинтерфейсу и находились в течение другого, медленного времени, где можно принимать сложнейшие решения за мгновения.

Я забрался в кресло и активировал терминал.

Мне оставалось лишь ждать.

Я не оборачивался. Я лежал не двигаясь, скорчившись на кровати, как труп. Все надежды были на то, что Таис сама зайдет ко мне в камеру.

– Поднимитесь! – прогремело под потолком.

Я ждал этого резонирующего голоса и даже не шелохнулся.

– Встаньте с кровати!

Я продолжал лежать, затаив дыхание. Меня выдало бы малейшее движение – едва уловимый вздох, который могли засечь датчики камеры наблюдения.

– Поднимитесь с кровати! – не унимался голос. – Встаньте на середине комнаты!

Голова наливалась тяжестью, легкие распирало от боли. Я быстро, отрывисто вздохнул и – замер, прислушиваясь. Голос замолчал. С потолка послышалось отрывистое позвякивание.

Я лежал, сжавшись на затянутой пленкой кровати, зажмурив глаза. Не знаю, сколько прошло времени, когда надсадный шум у потолка оборвался.

Голос молчал.

Тогда я начал считать – про себя, от десяти до единицы, – отмеряя непонятно вязкое, как бессонница, время. Когда я дошел до четырех, очередной дребезжащий крик с размаха ударил мне в спину:

– Встаньте! Немедленно! Встаньте с кровати!

Я продолжал лежать.

– Пожалуйста… – Голос, искаженный модулятором, смягчился и стал похож на человеческий. – Пожалуйста, поднимись! Это Таис.

Было непросто побороть в себе желание обернуться.

– Что с тобой? – проскрежетал рваный фальцет. – Ты не можешь подняться? Тебя беспокоит свет?

И вдруг я почувствовал – сейчас!

Притворяться мертвым было бессмысленно – это слишком сильно пугало ее, и она никогда не решилась бы ко мне зайти. Я глубоко вздохнул и поднял над головой трясущуюся руку, делая ей немой ослабленный знак, моля о помощи перед тем, как провалиться в беспамятство.

Я держал руку ровно секунду, старательно изображая частую припадочную дрожь, а потом расслабился, и рука безвольно, точно конечность манекена, упала обратно на кровать.

Таис молчала.

Мне оставалось лишь ждать.