десятин земли. Все постройки были связаны между собой системой переходов, предманежников, конюшен, варков, огороженных высокими кирпичными стенами. Такое изолированное положение было важно и удобно для дела. Тут же высилась водонапорная башня, и завод всегда имел воду в любом количестве. Вода была проведена также на все варки. Я обратил внимание, что на водонапорной башне развевается флаг. Муханов объяснил мне, что флаг показывает направление ветра, благодаря чему на варках сено кладется так, чтобы его не раздувало.

Здания завода были выстроены в мавританском стиле, который вошел в моду в Москве в 1870-х годах. Весь этот конный городок был сделан из кирпича и выбелен. Хотя я не люблю мавританский стиль, но должен сознаться, что архитектор, строивший завод, оказался талантливым человеком и создал не только красивый ансамбль, но и нечто грандиозное. Очень удачно была поставлена башня: она оживляла несколько скучную и однообразную линию конюшен. Завод был обращен фасадом в степь, и прямо перед ним расстилались придонецкие степи. Это было очень красиво и как бы подчеркивало: здесь вы в лошадином царстве, ничто другое не должно развлекать и утомлять ваш глаз.

Конюшни Г.Г. Елисеева

В центре стояли два двухэтажных здания, соединенные одноэтажной конюшней. Далее шли конюшни; их разрывали и тем оживляли монотонность впечатления предманежники, аптека, запряжные сараи, а иногда заборы варков. Некоторые лепные украшения на стенах были красивы и отнюдь не портили общего впечатления. В одном из двухэтажных зданий находился главный вход и первый предманежник. Из него вы попадали в небольшой манеж, предназначенный исключительно для жеребцов-производителей; далее шла конюшня на сорок жеребцов, к ней примыкал выводной зал, а из него был ход в большой манеж. Образуя два боковых крыла, шли маточные конюшни на сто двадцать денников необыкновенной ширины. Затем тянулись варки, лазарет со специальной конюшней и своим манежем и прочее. Внутренние дворы были превращены в варки с крытыми навесами. Внутри конюшни были не только хорошо, но даже роскошно оборудованы.

Из-за того что лошади завода Елисеева получали варковое воспитание, я считаю интересным познакомить читателя с этой системой. В варках содержались заводские матки и молодежь, но не производители. Производители получал по два гарнца овса в сутки в обыкновенное время, а в случный период его дача определялась управляющим. Сено давалось в три уборки по тридцать фунтов. Солома была совершенно исключена. Каждый производитель нес ежедневную шаговую работу в течение двух с половиной часов под верхом, но без седла, а лишь под одним потником. Глубокие старики не ездились, а только проваживались в руках. За этой работой всегда наблюдал лично Муханов. Производители выглядели превосходно, древние старцы, как Молодчик, были довольно свежи, прекрасно исполняли свои обязанности и не собирались умирать.

Заводские матки вели совершенно другой, чисто варковый образ жизни. Они день и ночь, даже в двадцатиградусные морозы, холостые и жеребые, находились на варках. Это было несколько дворов, где навесы шли квадратом и одну сторону имели открытую, опиравшуюся на столбы. Эти навесы могли отчасти предохранить от ветров, но отнюдь не от стужи. Весь день заводские матки были на воздухе и в движении и ставились на конюшню лишь за месяц до выжеребки. С наступлением весны кобылы выпускались в табуны (один холостой, другой подсосный) и ходили в степи день и ночь, вплоть до снегов и первых морозов. Во время выпаса заводские матки не получали ничего, кроме подножного корма, а зимой – только сено и на ночь солому. Овес давался лишь ожеребившимся кобылам, да и то лишь в течение одного месяца по два гарнца в сутки. Несмотря на такой спартанский образ жизни, кобылы выглядели превосходно и процент выжеребки в заводе был очень высок.

Отъемыши, годовики и двухлетки также проходили через варковое воспитание. Его глубокий смысл был в том, чтобы воспитать такую лошадь, которая бы смолоду была закалена и в будущем смогла перенести все трудности предстоящей службы в столь тяжелых подчас российских условиях. Эта задача стояла перед заводом, тщательно выполнялась, и Елисеев настаивал на том, что у него завод упряжных лошадей, которые нужны и полезны государству не только на бегу, но и на другом поприще.

Варки для молодежи были несколько иначе устроены, чем маточные. Это были большие, открытые дворы, обильно устланные соломой, которая часто менялась. Тут же были устроены водопои, причем лошади пили из корыт. Вода наливалась в определенные часы, перед самым водопоем, с таким расчетом, чтобы она не замерзла. При варках были устроены так называемые отделы. Эти были длинные кирпичные здания, разбитые на просторные отделения, с глинобитными полами и навесными корытами для зерна. В эти отделы исключительно на зерновые дачи три раза в день, а также на ночь ставились молодые лошади, от трех до пяти голов в каждый отдел. В течение всего дня, несмотря на резкие колебания температуры, молодежь была на воздухе и в движении на варках. Та же система воспитания была принята для годовиков и двухлеток. Лошади превосходно переносили этот режим, падежа и разных болезней в заводе почти не было. Кобылки содержались так же, но на отдельных варках, изолированно от жеребцов.

Так велось воспитание рысаков в заводе Елисеева. Этим достигались отличные результаты: завод производил превосходных по типу, сложению, кости служилых и заводских лошадей, а те, которые поступали в тренировку, показывали сплошь и рядом весьма хорошую резвость.

Елисеевские лошади незаезженными поступали прямо с варков в два – два с половиной года к известному воронежскому конноторговцу И.Н. Паншину. Он платил за кобылок по 500 рублей, за жеребцов по тысяче, причем в первой цене Паншин должен был еще принимать всех старых, выбракованных маток завода. Ежегодно Елисеев оставлял для себя не менее пятнадцати лошадей, и отбиралась, конечно, головка ставки. Паншин долгое время брал ставки у Елисеева, но затем их стал покупать также Я.Я. Лисянский. Ему пришлось платить по 700 рублей за кобылу и по 1200 за жеребца. Надо полагать, завод велся безубыточно.

Я хорошо знал Паншина, бывал у него в Воронеже, не раз смотрел его заведение по продаже лошадей и беседовал с ним о елисеевских ставках. Паншин утверждал, что они приносили ему значительный барыш и привлекали к его заведению покупателей. Паншин не интересовался беговым делом и лишь весьма незначительный процент лошадей отдавал на бега, и то больше «для фирмы», как он выражался, чтобы покупатели помнили: лошадь бежит, а куплена у Паншина в Воронеже. Елисеевский товар, по уверению этого знаменитого конноторговца, у него отрывали с руками,