Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь своевременно изложить мои впечатления о Гавриловском заводе. Был конец октября 1902 года, когда я впервые приехал в завод Елисеева. От железнодорожной станции Дружковка Курско-Харьково-Азовской железной дороги до Гавриловского завода очень недалеко, и пара резвых, хорошо съезженных рысаков вмиг доставила меня на место. На дворе была уже почти ночь, когда я подъехал к зданию конторы, где меня ожидали управляющий имением Кузнецов и управляющий заводом Муханов. После обмена приветствиями мы уселись за ужин. Главным лицом в Гавриловке был Кузнецов, управлявший имением. Муханов управлял заводом, и Кузнецов не вмешивался в заводские дела, но все же именно он, а не Муханов был здесь первым лицом. Кузнецов был толстый, добродушный великоросс, почему-то поклонник Тараса Шевченко и всего малороссийского. Он был агроном по образованию и превосходный хозяин. Это было время, когда, к счастью, на святой Руси было еще немного агрономов, этих заядлых и непримиримых врагов всякой лошади, а рысистой в особенности. Кузнецов в этом отношении составлял исключение: он не только любил, но и понимал рысистую лошадь, был фанатичным поклонником борисовской лошади и очень дружно жил с Мухановым.
В.Д. Муханов, потомственный дворянин, как он имел обыкновение рекомендоваться, являл собой крайне своеобразную фигуру. Это был высокий, стройный, жилистый человек, с крупными и несколько резкими чертами лица, громким голосом, порывистыми движениями, очень строгий и требовательный к подчиненным и по своим политическим убеждениям отчаянный черносотенец. Кузнецов не прочь был полиберальничать, что было легко и совершенно безопасно за спиной Елисеева, и Муханов нередко с ним на этой почве имел стычки, которые, впрочем, никогда не кончались ссорой. Они жили мирно, их можно было даже назвать друзьями. Молодость Муханов провел в Тамбовской губернии, а коннозаводское образование получил на заводе Миллера. Он был поклонником миллеровских лошадей, но, когда я остался с ним с глазу на глаз и спросил его, хороши ли были эти лошади, он, понизив голос, сказал: «Хуже елисеевских, но об этом я громко, конечно, никогда не говорю!» От Муханова я узнал много интересного о Грозе, знаменитой в свое время миллеровской кобыле, которую он считал резвейшей орловской лошадью, когда-либо бывшей в России. Говорил Муханов очень интересно, лошадь знал превосходно, Елисееву был предан всей душой, перед «нашим товаром» (так называл он гавриловских лошадей) благоговел, но, как настоящий охотник, способен был ценить и чужих лошадей. Ближе познакомившись с ним и лучше его узнав, я склонен был видеть в нем воплощение российских управляющих конными заводами из числа настоящих любителей лошади, тех, которые постигли самую суть конюшенной науки своего времени. Словом, это был человек, преисполненный всяческой опытности и разной коннозаводской премудрости. Познакомившись с Мухановым в 1902 году, я затем долгое время с ним переписывался и был в курсе всех дел Гавриловского завода. По своей полной преданности делу, по опыту, знаниям и порядочности Муханов заслуживал всяческого уважения.
Главноуправляющим Гавриловским заводом был В.В. Лонгинов. С самим Г.Г. Елисеевым я познакомился несколько позднее. Я приехал, чтобы, во-первых, осмотреть завод и, во-вторых, предложить заводу купить у меня старика Рыцаря. Этот сын Варвара и Разбойницы был уроженцем Гавриловки, и я полагал, что ему почетнее всего будет дожить свои дни именно там. Незадолго до этого Рыцарь был мне возвращен из Дубровского завода, но так как почти все мои матки были его дочерьми, то его и необходимо было продать. Скажу сразу, что мне удалось это сделать и в 1903 году Рыцарь вернулся в Гавриловку.
Виталий Васильевич Лонгинов принадлежал к тверскому дворянству и одно время имел свой рысистый завод. Он служил, если не ошибаюсь, по Министерству юстиции и вышел в отставку в чине действительного статского советника. Освободившись от службы, он принял в управление рысистый завод Елисеева. Я часто наблюдал этих двух людей и могу сказать, что Елисеев трогательно и несколько почтительно относился к Лонгинову. Как ни был деликатен и воспитан Елисеев, но в этих отношениях проглядывало нечто большее, чем просто корректность, и я думаю, что в прошлом Лонгинов оказал какую-то большую услугу семье Елисеевых.
В.В. Лонгинов
Лонгинов был плотный, очень высокого роста. Он был уже очень стар, но, несмотря на это, голова его была украшена целой шапкой седых волос. Говорил Лонгинов в нос, очень медленно, и при этом щурился. В нем не было ничего замечательного, но сразу было видно, что это порядочный, милый и доступный человек. Особенно дружен он был с двумя стариками, людьми его века – Сахновским и Яньковым. Благоволил он также к Гирне, к которому относился покровительственно. Жил Лонгинов замкнуто, никого не принимал, почти ни у кого не бывал, но на бегу, когда ехали лошади Елисеева, считал своей обязанностью присутствовать. В заводе все звали его «генералом». Он много лет жил на даче Елисеева по Петербургскому шоссе, в небольшом, но очень красивом и уютном особняке, который был сплошь увешан фотографиями лучших елисеевских и борисовских лошадей работы Хомяка. Были там и различные трофеи – кубки, медали и прочие, выигранные елисеевскими лошадьми. На этой великолепной даче находилась призовая конюшня завода, которой ведал Лонгинов. В завод он выезжал дважды в год, сопровождая Елисеева, и когда там совершалось таинство подбора, то Лонгинов в роли великого мага и чародея был великолепен. Как умел при этом говорить, как умел держать себя, как снисходительно выслушивал доклады своих подчиненных! По правде сказать, рысистую лошадь Лонгинов недостаточно чувствовал, знатоком ее не был, но в лошадях, конечно, разбирался.
С Г.Г. Елисеевым я познакомился в январе 1903 года. Григорий Григорьевич Елисеев был младшим сыном известного петербургского богача. Говорили, что когда старик Елисеев умер, то состояние его равнялось 50 миллионам рублей. Начало этому колоссальному состоянию положил еще дед Гриши Елисеева. Состояние было нажито торговлей колониальными товарами, а потом заключалось уже в самых разнообразных ценностях, делах и предприятиях. Елисеевы оказались верны тому делу, которое их обогатило, и два знаменитых магазина с