Новейшие комментаторы полагают, что Анна Григорьевна говорит здесь о первой встрече Достоевского с Марией Фёдоровной. По их мнению, Анна Григорьевна перепутала даты, и на самом деле этот вечер состоялся 22 декабря 1879 года[553].

Оба этих вывода представляются неверными.

Анна Григорьевна вовсе не утверждает, что встреча, состоявшаяся 22 декабря, была первой. Сам же вечер упомянут ею среди других выступлений 1880 года: все они названы абсолютно верно. Кроме того, события последних недель жизни Достоевского (а со дня встречи в доме графини Менгден до дня его смерти прошло чуть больше месяца) должны были особенно ярко запечатлеться в памяти его вдовы.

И наконец, самое капитальное. Если бы встреча с Марией Фёдоровной состоялась 22 декабря 1879 года, тогда записка Константина Константиновича от 4 мая 1880 года лишена всякого смысла. Получается, что с автором «Карамазовых» желает «поближе познакомиться» то самое лицо, которое с ним уже познакомилось (и даже долго беседовало) полгода тому назад.

22 декабря 1880 года великая княгиня разговаривала с Достоевским как с человеком, который уже известен ей лично. И эпизод с «розыгрышем», приводимый Любовью Фёдоровной, никак нельзя приурочить к этому дню.

Следовательно, жена и дочь Достоевского имеют в виду разные встречи.

С другой стороны, не с потолка же взяла Любовь Фёдоровна свою завлекательную историю: в её рассказе присутствуют очень характерные подробности.

Константин Константинович утверждает, что цесаревна слышала чтение Достоевского «в прошлое воскресенье», то есть 27 апреля 1880 года: очевидно, розыгрыш, о котором повествует Любовь Фёдоровна, произошёл именно тогда. Между тем нам известно только об одном вечере 27 апреля: в Благородном собрании – в пользу Славянского благотворительного общества.

Как разрешить это недоумение?

Конечно, можно было бы предположить, что супруга наследника престола слышала Достоевского на вечере в Благородном собрании. Однако это предположение вызывает сильный скептицизм. Мы забыли об этикете.

Дело даже не в том, что присутствие цесаревны на вечере 27 апреля не отмечено ни одной петербургской газетой, – для такого сообщения требовалось согласие Министерства двора. Трудно вообразить, чтобы жена наследника престола позволила себе появиться на «массовом» литературно-общественном мероприятии. Следует, пожалуй, оставить и заманчивую мысль об инкогнито.

Кроме того, Любовь Фёдоровна определённо утверждает, что описанная ею встреча произошла в большом петербургском свете. Да и проделка двух «юных шалуний», осмелившихся – без представления – оставить автора «Карамазовых» наедине с цесаревной, свидетельствует об их принадлежности к высшим придворным кругам. Так шутить можно было только среди своих.

И действительно: как удалось выяснить, будущая императрица впервые слушала Достоевского в доме графини Менгден (Дворцовая набережная, 34: там же они встретятся в последний раз – 22 декабря 1880 года) – на вечере в пользу Общины сестёр милосердия Св. Георгия, официальной покровительницей которой она состояла. Но вечер этот имел место не в воскресенье 27 апреля, как первоначально объявлялось, а был перенесён на вторник 29-е, о чём известила Достоевского председательница Георгиевской общины[554].

Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что «высочайший розыгрыш» состоялся 29 апреля 1880 года в доме графини Менгден.

Однако цель розыгрыша не достигнута. Повторное знакомство происходит 8 мая в салоне великого князя: сам вечер предпринимается по инициативе цесаревны и не исключено – с целью загладить недавнюю неловкость.

«Великую княгиню, – пишет Любовь Фёдоровна, – не оттолкнула эта неудачная встреча (то есть в доме графини Менгден: не допустил ли Достоевский какую-нибудь бестактность по отношению к цесаревне, а то, чего доброго, и нагрубил ей? – И.В.): она знала о дружбе между Достоевским и великим князем Константином и обратилась к последнему с просьбой познакомить её с моим отцом. Великий князь немедленно организовал вечер и пригласил Достоевского, сообщив ему предварительно, кого он встретит у него. Отец был несколько смущён тем, что не узнал цесаревну, фотографии которой висели тогда во всех витринах; он принял приглашение и постарался быть любезным…»[555]

Он постарался быть любезным: мы знаем, что это ему не всегда удавалось.

Почему Михаил Никифорович изменился в лице

8 мая хозяин вечера записывает в своём дневнике: «Ф.М. читал из «Карамазовых». Цесаревна всем разлила чай; слушала крайне внимательно и осталась в восхищении. Я упросил Ф.М. прочесть исповедь старца Зосимы, одно из величайших произведений (по-моему). Потом он прочёл «Мальчика у Христа на ёлке». Елена (Шереметева. – И.В.) плакала, крупные слёзы катились по её щекам. У Цесаревны глаза тоже подёрнулись влагой»[556].

На самом «верху» он читает рассказ о детях петербургских трущоб: акт социальной педагогики, если угодно.

Но отъезд в Старую Руссу был отложен, конечно, не только для того, чтобы исторгнуть августейшие слёзы. У автора, как мы говорили, была собственная «сверхзадача», и, очевидно, он полагал, что 8 мая приблизит его к осуществлению таковой.

«Достоевский, – пишет его дочь, – произвёл на неё (Марию Фёдоровну. – И.В.) глубокое впечатление; она так много говорила о нём своему мужу, что и Цесаревич захотел познакомиться с отцом… Будущий Александр III очень интересовался всеми русофилами и славянофилами, ожидавшими от него крупных реформ. Достоевский также хотел с ним познакомиться, чтобы поделиться своими идеями по русскому и славянскому вопросам…»[557].

Об их единственной встрече – речь впереди.

Любовь Фёдоровна не уточняет, что именно желал поведать её отец будущему русскому самодержцу. Но ей определённо известно о самом намерении.

Стараясь быть любезным с женой наследника престола, он делает это вовсе не из-за каких-то личных или придворных видов. Хотя и не вполне бескорыстно: от Александра Александровича действительно ждали реформ. Достоевский никогда не узнает, что по невесёлой в таких случаях иронии они войдут в отечественные анналы с приставкой «контр».

Сюжет с вечером у великого князя Константина Константиновича (очевидно, это была их последняя встреча) требует завершения.