клеточкой сути своей…, а став мамой во второй раз, я вспомнила каково это. Это то самое счастье, после которого ты мгновенно забываешь всю боль во время родов и неудобства, связанные с беременностью.

А она у меня была нелегкой.

Бессонные ночи, отеки, скачки в настроении, приправленные жуткими стрессами и девизом: «Ты будешь матерью двух сыновей, но от разных мужчин». Было нелегко, и сейчас трудно. Но я со всем справлюсь, несмотря на то, что каждый день мечтаю обрести надежную опору и внутреннюю силу. Все, чего я хочу — чувствовать себя защищенной. Но мужчина, которого я люблю, не способен мне этого дать. А жить с Андреем под одной крышей и продолжать делать вид, что у нас все идеально, было невыносимо. Я не могла пойти на этот самообман, не хотела, чтобы он стал антибактериальной повязкой на моей грязной ране.

Заплаткой в пробоине судна нашего брака.

Жалким пластырем.

Белов был им для меня долгое время, но корабль нашей семьи стремительно опускался на дно вопреки всем стараниям удержать его на плаву. Я чувствовала, что, если немедленно не сойду в отдельную шлюпку, уйду под воду, задохнусь и потеряю саму себя в темных водах, из которых уже никогда не выберусь.

В какой-то момент, на четвертом месяце беременности я решилась все рассказать Диме…

Я помню тот день. День максимальной беспомощности, уязвимости и бессилия. Меня накрыло волной ужаса и леденящего страха, немыслимого отчаяния. Мысли туманом окутало, а пальцы сами набрали цифры знакомого номера.

Кусая губы, слушаю длинные гудки, ощущая, как сердце падает вниз, уходит в пятки. Обрывается прямо внутри на тонкой ниточке.

Обрывается в тот самый момент, когда вместо родного низкого баритона я улавливаю ангельский голосок.

— Да? — звучит тихое, но такое пугающее приветствие из Австрии. — Это Кэтти.

Я мгновенно осознаю, что разговариваю с дочерью Димы. Теряюсь. Задыхаюсь, словно воды в рот набрала. Я не была готова к тому, что трубку возьмет не он.

— Эм, здравствуй, — выдавливаю нерешительно. — А можно,… — все еще всерьез раздумываю над тем, чтобы бросить трубку. — Можно мне поговорить с твоим папой? — нервно сглатываю я, ощущая, что взгляд мой хаотично бегает по комнате.

— Папочка оставил телефон дома. Они с мамой вчера уехали за город. Вы бы хотели ему что-то передать?

— С мамой? — сиплым тоном вырывается у меня. Я едва ли не падаю, успевая вовремя ухватиться за спинку ближайшего стула. Эта фраза действует на меня, как ментальный удар в солнечное сплетение.

— Да! Папа и мама вчера так долго разговаривали, а потом уехали вместе. Вы с его работы? Ему что-то передать?

— Да… с работы, — тихо отзываюсь я и бросаю трубку, чтобы не разрыдаться прямо в динамик.

Это была минутка полнейшего отчаяния. Я захлебывалась слезами так, что мне казалось, я вот-вот задохнусь, просто убью себя эмоциональной истерикой. Скачущие гормоны добавили внутренней драмы, я была не в силах контролировать себя и, кажется, разбила пару тарелок, которые я бы с радостью раздербанила об голову Димы, но увы — в тот момент он должно быть кувыркался со своей бывшей или будущей женой.

Он перезвонил через несколько часов. В момент, когда я полностью успокоилась и мысленно похоронила его в самом отдаленном уголке своей души. Да, прям ментальное надгробие поставила и послала к чертям, где ему и место.

Мне полегчало. Трубку я взяла только на третий вызов. В тот момент я избавила себя совершенно от всех эмоций к этому человеку. Проще говоря — подавила их, чем сделала себе только хуже. Мне казалось, внутри не осталось ничего, кроме механически работающих органов и условных реакций вместо чувств.

— Эля, — на выдохе зовет меня Коваль, и мое сердце рефлекторно и слабенько так сжимается от звука его голоса. Некоторые морские животные так же дергают своими конечностями, когда их поливают соусом, несмотря на то что они уже мертвы. И сейчас я ощущаю себя именно такой отрешенной конечностью. Нет чувств, но отголоски и реакции прежние…

— Дим, — безэмоционально отвечаю я.

Ад замерзнет быстрее, чем я растаю от звучащего на том конце голоса.

— Ты звонила, и…

— Знаешь, что я хотела сказать? — меня разрывает на куски и в то же время мне хочется любыми путями выразить свою боль, при этом не признаваясь в том, насколько сильно мне больно.

Что я скажу? Что умираю каждое утро? Без его поддержки и его тепла? Что все в чем нуждаюсь я и наш будущий малыш — это его руки, его запах, его сила, да просто он рядом.

А так не хочется просить о том, что мечтается получить просто так, без лишних слов.

Если бы он по-настоящему любил меня, то никогда бы не уехал в Австрию.

— Что ты одумалась, изменила свое решение и планируешь приехать ко мне следующим же рейсом, вылетающим из Москвы в Вену, — сквозь зубы цедит Коваль.

Ничего не изменилось. Как был чертовым эгоистом, так им и остался. Я отдала сердце человеку, что мнит себя эпицентром земли. И ради чего? Ради того, чтобы вынашивать его сына один на один, в четырёх глухих стенах, где нет ни капли поддержки того, кто действительно сейчас нужен мне рядом.

— Где ты был? Трубку взяла Кэтти и сказала, что ты с ее матерью, — тихо бросаю я.

Разговор явно идет не в то русло, но я не собираюсь «закрывать» глаза на то, что не хочу видеть. Не хочу играть и притворяться, я устала подавлять чувства. Это вредно для малыша.

— У Ирмы возникла непредвиденная проблема, и мне пришлось ее решить. Сейчас уже все в порядке, — отстранённым тоном отвечает Дима. Но его интонации мне достаточно для того, чтобы понять, что во время принятия серьезного решения он невзначай поимел ее.

Я усмехаюсь. Мне не нужно словесное подтверждение того, что у них был секс. Возможно, он был без чувств. Без эмоций. Без эмоциональной связи и близости. А, быть может, они проходят первый этап воссоединения семьи.

Я знаю, что Дима никого и никогда не полюбит так, как меня. Никого и никогда так не захочет. Но его ответа мне достаточно, чтобы принять решение внутри себя.

— Ммм, ясно, — равнодушно бросаю я.

— Что тебе ясно?! — слегка повышает голос Дима. — Ты по-прежнему замужем, Эль?

Вообще-то, нас скоро официально разведут, и именно об этом я хотела тебе сказать. Но я умалчиваю об этом, вновь и вновь представляя, как он сближается с матерью Кэтти.

Может, нам просто не судьба быть вместе?

Бог ведь