деньгами, а флакон с ядом у Бригитт забрал. А она вдруг стала ласково гладить Волкова по голове и что-то шептать, совсем при этом не стеснялась монаха.

***

А как идти ко сну, кавалер расхворался совсем, жар у него стал столь высок, что брат Ипполит остался ночевать при нём в доме, а кавалеру потребовал отдельную кровать, чтобы спал он отдельно от жены. Бригитт отдала ему свою, сказав, что место себе найдёт, но спать она не собиралась, велела принести стул, села рядом с ним. Жар не давал Волкову уснуть, и он просил у Бригитт пить. И всё пил и пил отвар из шиповника, ворочался, откидывая перины из-за жары. Так и не заснул бы, наверное, до утра, не разбуди Бригитт монаха, и не накапай ему монах сонных капель.

Глава 43

Утром, как обычно бывает, ему стало легче, жар уменьшился. Госпожа Ланге была довольна ровно до того момента, как монах сказал ей, что ничего ещё не кончено, что болезнь ещё не отступила и только вечером будет ясно, выздоравливает ли господин. Госпожа Ланге, стала невесела и ушла распоряжаться о завтраке.

***

Видно, Его Высокопреосвященство курфюрст Ланна написал своему капитану фон Финку письмо весьма проникновенное. Настолько проникновенное, что после просьбы Волкова прибыть к нему лично, тот не стал тянуть. Капитан приехал с утра и ждал, пока Волков его примет. Хоть кавалер и был ещё не в полной силе, он решил быть весёлым и радушным, сделал вид, что позабыл все дурные слова, которые говорил ему фон Финк. Сейчас нужно было задавить в себе все обиды, капитан фон Финк был ему очень нужен. Он встал ему навстречу как старинному приятелю и первым протянул ему руку:

— Рад, что откликнулись вы на моё приглашение, искренне рад, — говорил он, сжимая руку капитана, — идёмте к столу.

— Уж я хотел извиниться… — Бубнил капитан. — Приехал… Думаю, извинюсь… Думаю, нехорошо тогда получилось…

— Садитесь, садитесь, — усаживал его за стол Волков.

Фон Финк сел:

— Я уже хотел сказать вам, что те слова мои обидные были глупостью…

— Да бросьте, — Волков махнул рукой, — мы оба не сдержаны на язык были, как будто мы с вами дураки двадцати лет.

— Да-да, — кивал капитан, — как дураки, как дураки…

— Но я отметил, что вы отчаянный храбрец! — Продолжал кавалер. — Не побоялись поединка со мной, не многие молодые люди так же храбры.

— Я храбрец? — Говорил фон Финк. — Ах, да, да… Я слышал, что вы недавно дрались опять, вон, рана у вас ещё не зажила.

— Да, пришлось. Оказалась, что жена мне не верна и водит шашни с одним придворным графа фон Малена, пришлось вызвать его и убить. — Быстро рассказал историю кавалер.

— Каков подлец, поделом ему! — Воскликнул капитан. Кажется, он был обескуражен той легкостью, с которой кавалер рассказывал об этом пикантном, мягко говоря, случае в своей семье. Не каждый вот так будет рассказывать о том, что жена ему неверна.

Тут капитан полез за пояс и достал оттуда кошелёк:

— Вот, я привёз вам то, что послужило поводом нашей распри.

— Пятьдесят талеров? — Догадался Волков.

— Именно, именно, — фон Финк протянул кошелёк кавалеру. — И преподношу вам их с моими глубочайшими извинениями.

Он поклонился Волкову, протягивая ему кошель.

И страшно удивился, когда кавалер отвёл от себя руку с кошельком и сказал:

— Не надобно мне того, оставьте серебро себе.

— Не надобно? — Искренне удивился капитан. — А что же тогда? Зачем же тогда вы меня звали?

— Да уж не из-за этих жалких пятидесяти монет, — усмехался кавалер.

— Так для чего же? — Недоумевал капитан, начиная подозревать, что этим серебром дело не кончится.

Вот теперь только и начинался настоящий разговор. Волков подводил дело к тому, зачем и пригласил фон Финка. Кавалер сделал паузу и начал:

— Деньги эти оставьте себе, дорогой мой капитана, мне надобно от вас другое.

— Что же, говорите уже. — Капитан уже волновался.

Тянуть дальше смысла не было, кавалер сказал:

— Мне нужны ваши солдаты…

— О! — Только и смог ответить капитан. — Опять?

— Да. Я хочу, чтобы вы пришли ко мне и привели двести тридцать своих людей, когда то будет мне надобно.

Фон Финк молчал, стал тереть щетину на подбородке. Волков видел, что эта затея и это его пожелание капитану совсем не нравится, но не торопил его, ждал ответа, а капитана после долгой паузы спросил:

— А нужны они вам будут как в прошлый раз, для показа, или для дела?

— Да уж не для показа, капитан, не для показа. — Говорил кавалер, видя, что это ещё больше фон Финку не нравится. Но он продолжал. — Скоро ко мне явятся горцы, я хочу, чтобы по первому моему зову вы явились ко мне на помощь.

Фон Финк выпрямился, стал важен:

— Нет, — твёрдо ответил он. — Волею сеньора мне запрещено ввязываться в свары с соседями. Велено мне хранить мир, тем более с кантонами.

— Так и будет, мира вы не нарушите, — тут же произнёс кавалер, зная, что капитан так скажет, — вы же будете воевать не под знамёнами Фринланда, а под моими знамёнами, я вам дам денег. То есть это будет не война Фринланда и кантонов, а просто вы и люди ваши будут у меня на контракте. Фринланд будет ни при чём.

Нет-нет. Фон Финку всё равно это не нравилось, не хотел он влезать в эту войну. Скорее всего, он попросту боялся, что горцы побьют много его солдат, а за горцами такое водилось, уж воевать они умели.

— К сожалению, все, что я могу сделать для вас, — он снова протянул Волкову кошелёк, — это вот…

— Нет, друг мой, нет, — кавалер и не думал соглашаться, он не собирался принимать отказ, по сути, он только начинал разговор, — это не вы мне дадите денег, это я вам предложу четыреста монет, если вы придёте мне на помощь.

— Это невозможно, — помотал головой фон Финк.

— Возможно, мой друг, возможно, — улыбался ему кавалер, он знал, что капитан будет отказываться, кому охота лезть в свару с горцами, поэтому заранее приготовил слова, что скажет капитану в случае отказа. — Иначе мне придётся опять писать архиепископу. Буду писать, что вы в деле моём мне не помогаете, а противитесь всячески и волю курфюрста не выполняете. Я же помню, что писал он вам в самом первом письме, что я вам привёз, а писано было там, что бы вы помогали мне по мере сил.

Кавалер сказал это и замолчал: «Ну, а теперь что ты скажешь?»

Лицо капитана сразу