Алексей с Людмилой улетели в Германию на свадьбу сына, Максим с Ленкой ушли в глухую оборону и на все вопросы, знают ли они что-нибудь о том, что теперь, как теперь, когда теперь — загадочно отвечали, что понятия не имеют. Однако именно они за два дня до заветной даты организовали детский семейный лагерь отдыха на базе Алексея и забрали туда Маруську с бабушкой. На две недели.

Две недели полной свободы для Полины… которые станут чем? Сердце замирало.

Бабушка теперь ограниченно владела левой стороной тела и ходила только с бадиком, но, к счастью, была в здравом уме и вполне самостоятельная. На базу уезжала капризно бурча, но с энтузиазмом. Она теперь отчаянно хотела жить, хотела новых впечатлений и событий — как ребёнок. И хотя она всё ещё не смирилась ни с Максимом, ни с «наследством», ни, тем более, с Русланом, но старалась принять это просто как факт и не вмешивалась.

Жили теперь в доме на склоне и, хотя он и не был ещё достроен «под ключ» — всё ещё оставались мелки недоработки в отделке и обстановке — пожалуй, именно он стал одним из решающих факторов бабушкиной уступчивости: она в него влюбилась. Могла целыми днями сидеть на террасе второго этажа и смотреть, как парят в небе птицы, или, упрямо сжимая в непослушных пальцах крючок, вывязывать покрывало для дивана в гостиной. Не говоря уже о кашпо с сортовыми петуниями, которые были везде, даже за воротами на въезде. Полина понимала — как ей самой было непросто принять перемены в жизни, так и бабушке просто нужно время. Руслан ей понравится, обязательно! Главное, чтобы ему самому всё это оказалось нужно.

***

Шёл по стремительно темнеющим вечерним улицам, подставляя лицо ветру, и чувствовал себя так, будто заново родился. В спортивной сумке через плечо лежала кукла для Маруськи, хотя кто их знает, этих современных детей, может, гаджет надо было взять… Ладно, не важно. Не всё сразу.

Вокруг озабоченно суетилась жизнь, один за другим разгорались фонари, а Руслан всё гонял в голове какие-то банальные фразы, с которых начнёт жизнь заново, с нуля. И, даст Бог, — с ней.

Представлял, как позвонит в дверь, как Полина сначала посмотрит в глазок и… И что? Как воспримет его визит, как себя поведёт?

Волновался, как дурак какой-то. Мальчишка. Протупил уже целых двое суток с момента освобождения — возня, без которой никуда: постричься, побриться, приодеться… Выбрать подарок не только для дочки, но и для самой Полины. А какой? Да кто бы знал! Хотя нет, он-то, как раз знал, что хотел бы преподнести ей больше всего, но это было так самонадеянно…

Да к чёрту! Один раз живём! Взял, не постояв за ценой, на свой страх и риск…

А уже подходя к знакомым девятиэтажкам, стиснул в руке стебли пронзительно голубых, как Полинины глаза, незабудок и запоздало усмехнулся: вообще-то, её может просто не оказаться дома. Или ещё на работе будет. Улыбка расползлась шире. Не надо было вчера стричься. Представил, как зашёл бы в салон, как в старые добрые: «Мне бы это… подстричься. Можно у вас?»

Сердце колотилось гулко и жарко. Эй, Подольский, ну в самом-то деле, ну… Взрослый мужик, а всё как…

Но вообще, идиот, конечно. Надо было всё-таки созвониться и предупредить.

Ещё издали увидел сидящую на скамейке перед подъездом тётю Валю с незнакомой бабкой. В груди полыхнуло злостью — не за себя, за Полинку! Аж зазудело где-то под ложечкой. Невольно хрустнул кулаком, поддаваясь ярости, но тут же сцепил зубы. Не сейчас. Не до неё теперь.

Поправил ремень сумки на плече и решительно ступил на площадку, мстительно радуясь тому, как отвисает бабкина челюсть и воцаряется тишина. Правильно, старая курва, бойся. На этот раз ты попутала конкретно, так просто не отделаешься. Возник дебильный соблазн повернуться к ней неожиданно и рявкнуть: «Бу!», чтобы усра…

Подъездная дверь запиликала и из неё выпорхнула Полина — взъерошенная ветром богиня в легкомысленном, коротеньком сарафанчике. На ходу копошась в сумочке, замедлилась на мгновенье и наконец подняла голову…

Мир вокруг заглох и исчез. Сколько-то шагов вперёд… в какой-то момент свалилась с плеча сумка… Ступенька, вторая, третья — не разрывая взгляда глаза в глаза…

Какие, к чёрту, могут быть слова?! Какие сценарии и заготовленные фразы?!

Подошёл вплотную, не дыша от благоговения, и просто опустился перед ней на колени. Никогда, ни перед кем на колени не ставал, а сейчас — не хочется подниматься.

Что-то там ехидно вякнула бабка на скамейке… вообще не имеет смысла что! Ничто не имеет смысла, только ладошки, ласково опустившиеся на его голову, прижимающие к себе… Молча стиснул её, замыкая в объятиях, уткнулся лицом в бёдра… Всё понятно и без слов. Он у её ног. Только у её.

— Бесстыжие! — снова вякнуло за спиной. — Развратники!

Вдобавок к этому, у подъезда тормознула машина, и, похоже, вечер стремительно переставал быть томным, превращаясь в столпотворение всех, кого ни попадя.

Поднялся и, вложив в трепетные Полинины руки букет, зажал в ладонях её лицо, заглядывая в подёрнутые слезами глазищи, растягивая предвкушение… Как давно он об этом мечтал! Её губы дрогнули и приоткрылись ему навстречу…

— Хоть бы людей постыдились, позорники!

— Да какой им до людей, если, вон, на всю страну бельём грязным растрясли! Плюнь в глаза, скажут — божья роса!

И Руслан не выдержал, дёрнулся, намереваясь ответить, но Полина, удержала.

— Да ну их. Пойдём, лучше, домой? — и загадочно хихикнула, когда он, закрыв её ото всех собою, шагнул к подъезду: — Я здесь больше не живу, просто приходила тебя ждать. Пойдём, — потянула за руку, увлекая к машине, оказавшейся такси.

Упали в тёмный салон с тонированными задними стёклами, оказавшись в такой близости друг от друга, что голова пошла кругом. Жадно потянул Полинку себе, но она снова игриво захихикала, пряча лицо в букете незабудок:

— Глаза закрой.

— Чего?

— Глаза закрой и не подглядывай.

Подчинился. Нашарил её плечо, скользнул по нему ладонью, чувствуя, как тёплая гладкая кожа мгновенно покрывается мурашками.

— Полин, ты знаешь, я…

— Тс-с… — на его губы лёг её пальчик, — потом всё скажешь.

— Полин, что происходит?

— Сюрприз. Ты не подглядываешь?

Он не подглядывал. Он доверял ей — отныне и навеки. Только не удержался, поймал маленькую ладошку, прижался к ней губами и отпустил.

Вслепую всё было ещё острее — воображение дорисовывало: её гибкую шею, манящую линию ключиц… Приоткрытые губы и глубокий, подёрнутый дымкой страсти взгляд… К покрытой мурашками коже так и просились затвердевшие соски, а к ним — испарина между часто вздымающимися грудями… Чувственный, подрагивающий живот, бархатная кожа внутренней поверхности бёдер и лоскут ткани между ними… Кружево? Хлопок?

Замыкало. Голод вообще не тётка, а если речь идёт о любимой женщине, которую ещё не знаешь, но обратный отсчёт уже запущен… Пальцы ломило от нежности. Скользил ими по её плечам, лицу, шее, ключицам… Наглея, теряя контроль, очерчивал остренькие верхушки грудей прикрытых одной лишь тонкой материей сарафана… Полина едва заметно вздрагивала и подавалась ему навстречу. Просила: