страдающих ими женщин во всех слоях общества. А сколько смертей от родов! Я читала где-то, что у одного дикого племени существует обычай после рождения каждого ребенка отделять жену от мужа в течение двух лет, во время которых она кормит ребенка; поэтому женщины и дети этого племени отличаются прекрасным здоровьем. Вот поучительный пример просвещенным европейцам. Уже не говоря о двух годах, – хотя бы на год, необходимый для кормления ребенка, наши мужчины воздерживались от сожительства с женами, ради блага их собственных детей, ради здоровья своих жен! Но вот этот вопрос не затрагивается никогда… Сильная половина рода человеческого, как имеющая власть, не желает поднимать его, хотя бы потому, что у них самих есть жены… А женщины? Они молчат и, подчиняясь, родят ребят одного за другим, всяких: и больных и здоровых, и сами хворают и умирают. И прекрасная первоначальная цель забыта давным-давно; ее место заняла другая: удовлетворение чувственных инстинктов, а рождение детей является уже следствием этой цели. И на это не обращают внимания, об этом не говорят и не пишут.

Мужчины удивительно мало ценят или как-то совсем не ценят, чего стоит женщине произвести хотя бы одного ребенка. Мне так и вспоминается фраза Медеи из древней трагедии, где она, опровергая общее мнение мужчин о «тихой жизни» женщин у мужей, восклицает:

………………..хотела б лучше трижды

Я под щитом стоять, чем в муках раз

Дитя родить…

Древняя героиня, пожалуй, права: интересно, что бы сказал мужчина, если бы ему предложили 5–6 раз в жизни испытывать страшные мучения, быть на краю гроба в течение нескольких дней и потом, в результате этих болезней нести в некоторых случаях тяжелые последствия. Кто согласился бы? А ведь подобное приходится испытывать каждой замужней женщине; беря среднее число рождаемых детей, не нужно забывать и исключений, – например, их было 11: значит – 99 м. «положения», т. е. более 8 лет и 8 м. (конечно, с промежутками), 66 недель, т. е. 1 год 3 месяца и 2 недели – на положении больной и выздоравливающей. 11 раз рисковать жизнью! Это что-нибудь да значит.

А мужчины, записывая в летописи свои самые мелкие подвиги на войне, никогда не забывают прибавлять: «Без счету раз рисковал жизнью». Нет, г.г., вы рискуете жизнью далеко не все и не всегда (потому что не всегда же бывает война, и не каждый день представляются опасные подвиги), а женщины – где бы и кто бы они ни были, – все подвержены неизбежному закону природы, очень тяжелому, подчиняясь которому, они рискуют жизнью и умирают, но никому и в голову не приходит прославлять их геройство, мужество и т. п.

Смотря так легко на брак, так же смотрят и на детей: многие ли отцы занимаются воспитанием своих детей? Они заняты всем чем угодно, только не тем, чтобы сделать из своего потомства таких детей, глядя на которых матери могли бы сказать, что такие страшные страдания, по крайней мере, не пропали даром: родился человек, вырос «родителям на утешение, церкви и отечеству на пользу», как говорим мы в школьной молитве, – и выходит то, что теперь, куда ни посмотри, – родители недовольны детьми. Какая масса причин этого недовольства, какая сложная путаница психологических тонкостей, разных отношений, мучений и т. п.

По временам приезжая в семью и отлично зная по расспросам и рассказам первое поколение – бабушек с обеих сторон, материнской и отцовской, – я могла восстановить в своем воображении их жизнь, и теперь наблюдаю интересные переходы жизни, волны которой все несут вперед… Мы происходим с обеих сторон из купеческих семейств, где искони веков жили по традициям, несложным, но которые держались так крепко, что задавили бы своей тяжестью всякого, кто рискнет сдвинуть их с места; много было патриархального в этой жизни, много своеобразного в высшей степени… Но время идет вперед, оно уже кое-где сломало старинные устои этой жизни, но зато там, где они еще держатся – жутко и тяжело приходится жить современному молодому поколению.

9 августа, на Волге

Я возвращаюсь с выставки; пробыла в Нижнем 11 дней, и за все это время, к великому моему сожалению, не могла, не имела никакой возможности записывать день за днем все виданное и слышанное. Теперь придется разбираться в этом хаосе впечатлений, а ведь человеческая природа так устроена, что утомляется от слишком частых и новых впечатлений. Для чего человек так ограничен? Отчего он не устроен так, чтобы иметь возможность сразу видеть и усваивать все? – Попав на выставку, невольно выскажешь такое сожаление. Я иду усталая и с отрадным чувством чего-то, что можно определить словами: ну вот, побывала, видела…

Да, побывала и видела… всю нашу Русь-матушку, собранную тут со всего необъятного ее пространства, со всеми ее богатствами, со всею ее бедностью, со всею ее ученостью и со всем ее невежеством; ее жизнь – со всеми новейшими приспособлениями гигиены и комфорта и со всей прелестью первобытного состояния. Все это видишь тут на небольшом пространстве, за ярмаркой, посещая красивые и изящные павильоны, – ходишь и учишься. Я осматривала выставку не систематически по какому-нибудь отделу, а те отделы ее, которые представляли наибольший интерес, или же чисто специальные, как, например, машинный, военный, военно-морской; такая система была, конечно, не совсем удобна, потому что объяснения давались в разные часы, иногда и одновременно в нескольких отделах, вдобавок «Известия» врали на каждом шагу, обозначая неверно часы объяснений то в том, то в другом отделе. Все это невыгодно отзывалось на распределении времени, в течение которого мы должны были осматривать выставку. С первого же дня я увидела, что хорошо осмотреть в неделю – немыслимо; можно пробежать по всем отделам, но осмотреть кое-как – значит не видать ничего. Поэтому, несмотря на то, что внимание задерживалось на каждом шагу, – не было возможности видеть все так, как хотелось, дольше останавливаться и чаще приходить.

Когда я пришла в горный отдел, около студента горного института уже собралась группа посетителей, которые и слушали объяснения «добычи платины», как выговаривал студент. Я не буду описывать подробно способы добывания золота, серебра, так как память моя, в последнее время перед поступлением на курсы, как нарочно, стала никуда не годной; довольно часто я даже не могла хорошо усвоить объяснения выставленных машин; мне как неспециалисту было довольно затруднительно слышать незнакомые термины, а так как большая часть машин стояла без движения, то, конечно, при всем желании понять то или другое усовершенствование – мне не всегда удавалось. Зато, присматриваясь к таблицам, вывешенным очень многими экспонентами, можно было выводить заключения