Автостоянки при больницах были отличным наблюдательным пунктом. Макфэдьен давно это сообразил. Приезды, отъезды, люди сидят в машинах и ждут кого-нибудь. Хорошее освещение, так что легко разглядеть того, за кем охотишься, как он приезжает и уезжает. Никто не обратит на тебя внимания, можешь высматривать добычу часами, и никому не покажется это странным. Не то что средняя улица богатого предместья, где всех интересует, что ты тут делаешь.

Он гадал, когда же Джилби заберет свою дочку домой. Он попытался позвонить в больницу и выяснить это, но ему отказались сообщать что-либо, кроме того, что девочка чувствует себя хорошо. В наши дни все, кто имеет касательство к детям, ведут себя крайне осторожно из соображений безопасности.

Досада и неприязнь к дочери Джилби захлестывали Макфэдьена. Никто не отвернется от этого ребенка. Никто не отдаст его в чужие руки, бросив на произвол судьбы, оставив чужим людям. Чужим людям, которые воспитают ребенка в постоянной тревоге, что любой его проступок может навлечь на него грозу. Его приемные родители никогда не ругали его, а тем более не били. Но делали так, что он все время ощущал свою неполноценность, постоянно чувствовал себя виноватым. И ничтоже сумняшеся объясняли его странности дурной наследственностью Но ему не хватало не только простой нежности и любви. Семейные истории, которые ему рассказывали в детстве, были историями чужих людей, не его. А он был чужой для своей собственной истории…

Он никогда, глядя в зеркало, не ловил сходства с материнскими чертами. Он никогда не сталкивался со странными совпадениями, когда поведение ребенка в какой-то ситуации повторяет поведение родителей. Жизнь несла его, как щепку, ничем ни с кем не связанную. А единственные родичи знать его не хотели.

А теперь вот появился на свет этот ребенок Джилби, у которого будет все, в чем было отказано ему, хотя отец ее — один из тех, кто виноват в том, что он все утратил. Это терзало Макфэдьена, сжигая дотла его иссохшую душу. Это несправедливо. Не заслужило это дитя любящего, уютного и надежного дома, который его ждет. Пора разрабатывать новый план.

Верд поцеловал каждого из своих детей перед тем, как они уселись в семейный фургон. Он не знал, когда их снова увидит, и, прощаясь с ними в таких обстоятельствах, ощущал, что сердце его рвется на части. Но он также знал, что эта боль ничтожна в сравнении с той, которую он ощутил бы, если бы ничего не предпринял, — если его бездействие навлечет на них беду. Несколько часов езды, и они окажутся в безопасности, в горах за частоколом альтернативного поселения общины евангелистов, глава которой был когда-то дьяконом у него в церкви. Туда и федеральное правительство вряд ли доберется, не то что мстительный убийца-одиночка.

Какая-то часть его разума твердила, что эта тревога чрезмерна, но Верд не собирался к ней прислушиваться. Годы общения с Богом научили его принимать решения без колебаний. Верд заключил жену в объятья и долго не отпускал.

— Спасибо, что приняла все это всерьез, — произнес он.

— Я всегда принимаю тебя всерьез, Том, — откликнулась она, поглаживая шелк его рубашки. — Я хочу, чтобы ты мне обещал так же хорошо позаботиться о себе, как о нас.

— Мне нужно сделать один телефонный звонок, и я тут же уезжаю. Там, куда я уеду, меня трудно будет найти или выследить. Мы на какое-то время ляжем на дно, положась на милость Божью. И, я знаю, мы одолеем эту угрозу. — Он поцеловал ее долгим и крепким поцелуем. — Поезжайте с Богом.

Он отступил на шаг и подождал, пока она залезет в фургон и включит зажигание. Дети помахали ему на прощанье, на их лицах сияла взволнованная радость нежданного приключения, которое, кстати, избавляло их от школы. В горах их ждет незавидная погода, но они справятся. Он проводил взглядом фургон, пока тот не свернул за угол в конце улицы, а потом поспешил в дом.

Коллега в Сиэтле свел его с надежным и неболтливым частным сыщиком. Верд набрал номер телефона.

— Пит Мэйкин слушает, — в трубке послышался тягучий западный говор.

— Мистер Мэйкин? Меня зовут Том Мэкки. Мне дал ваше имя преподобный Полк.

— Я уважаю священников, которые заботятся о своих прихожанах, — откликнулся Мэйкин. Чем я могу быть вам полезен, преподобный?

— Мне нужно выяснить, кто послал некий венок на похороны, где я недавно присутствовал. Это в ваших местах. Возможно это узнать?

— Полагаю, что да. Вам известны какие-нибудь подробности?

— Я не знаю фамилии флориста, который его изготовил, но это был весьма необычный венок. Кружок из белых роз и розмарина. На прилагаемой карточке было написано: «Розмарин для воспоминаний».

— Розмарин для воспоминаний, — повторил Мэйкин. — Вы правы, это необычно. Не думаю, чтобы когда-нибудь сталкивался с чем-то подобным. Тот, кто делал такой венок, должен помнить. Теперь расскажите мне, где и когда состоялись эти похороны.

Верд сообщил нужную информацию, по буквам продиктовал фамилию Зигги.

— Сколько времени займет у вас выяснение обстоятельств?

— Это зависит от разного. Похоронная контора может дать мне список флористов, которые обычно присылают им цветы. Но если это не поможет, мне придется закинуть сети пошире. Так что это может занять от нескольких часов до нескольких дней. Если дадите мне свой телефон, я буду держать вас в курсе.

— Меня будет трудно найти. Если это вам не помешает, я буду сам звонить вам каждый день.

— Не помешает. Но, боюсь, прежде чем я начну работать, мне нужен от вас задаток.

Верд усмехнулся. В наши дни даже священнослужителям нельзя доверять.

— Я перешлю вам телеграфом. Сколько вам нужно?

— Пятисот долларов будет достаточно. — Мэйкин дал Верду свои платежные реквизиты. — Как только деньги будут у меня, я включусь в работу. Спасибо, что обратились ко мне, преподобный.

Верд положил трубку, странно успокоенный разговором. Пит Мэйкин не стал тратить время на выяснения, зачем ему нужна эта информация, и не пытался представить работу труднее, чем она есть. На Верда он произвел впечатление человека, которому можно доверять. Он поднялся наверх и сменил одеяние священника на удобные джинсы, кремовую хлопчатобумажную рубашку и куртку из мягкой кожи. Сумка его уже была уложена. Оставалось лишь взять с прикроватного столика Библию и сунуть туда же. Он положил ее в наружный карман, окинул взглядом знакомую комнату и, закрыв глаза, прочел краткую молитву.

Несколько часов спустя он вышел, поставив машину на автостоянке аэропорта Атланты. Он спокойно успевал на рейс до Сан-Диего. К ночи он пересечет границу и поселится анонимно в каком-нибудь дешевеньком мотеле Тихуаны. В нормальной ситуации он никогда бы не поселился в подобном месте — тем оно безопасней.

Кто бы на него ни охотился, он его точно там не отыщет.

Джеки яростно уставилась на Алекса:

— Ее здесь нет.

— Знаю. Я хотел повидаться с вами.