где я его потеряла, и приближались к тому самому утесу, где Арамис сбросил его вниз и оставил умирать. Теперь я жалела, что не потребовала от него ответов на свои вопросы, пока он был рядом. Я знала, что значит сожалеть, и знала, что значит иметь ответы на кончиках своих пальцев, но так боялась их, что потеряла время и так ничего и не узнала, потому что вмешалась смерть.

Я не могла позволить себе повторить эту ошибку.

Мы обогнули вершину по тропе, и перед нами показался горячий источник. Я видела, как расширились глаза у меченых, когда они увидели статуи богов в интимных позах. Их реакция была так похожа на мою собственную, когда я впервые оказалась здесь.

Мы возвращались к границе тем же путем, каким уходили отсюда совсем недавно. Я бы хотела назвать этот путь прогулкой по переулкам памяти – прогулкой по эволюции наших отношений. Но теперь мне казалось, что это была совсем другая жизнь, и нас пронизывало совсем другое напряжение.

Я не знала, что об этом думать и что с этим делать.

– Пока вы будете мыться, за вами будут следить мертвецы, чтобы вы не сильно стеснялись, – сказал Холт и махнул рукой, указывая на армию трупов, выстроившихся по краям площадки.

Они преградили обратный путь туда, где внизу ждали лошади и Дикая Охота, образуя почти непрерывную линию, как будто им была нужна эта связь для передачи информации.

– Мы искупаемся, когда они закончат. А вы подождете, – сказал Калдрис, взял меня за руку и повел обратно к горной тропе, пока Холт устраивался на краю скалы, отвернувшись от горячего источника.

– Нет, мы не можем ждать. Если только ты не хочешь, чтобы мои всадники видели ее голышом, – сказал Холт, не удосужившись даже обернуться. – Мы не можем позволить себе ждать только ради того, чтобы вы вдвоем могли весело порезвиться в источнике. Либо она моется с женщинами, либо она моется с мужчинами, третьего варианта нет.

– Кажется, я уже говорила, как сильно презираю тебя? – спросила я, прищурившись, глядя в его яркие свирепые глаза, из которых, казалось, капает яд.

Даже если он не мог этого видеть, мне хотелось только одного – чтобы он не отвел взгляд, пока призрачные когти не вопьются ему в спину.

Холт дернулся, повел плечами и повернулся, чтобы потрясенно посмотреть на меня. Я сглотнула, сохраняя нейтральное выражение лица, пытаясь скрыть чувство вины.

У меня получилось?..

О нет. Дальше мы пока не пойдем.

– Она права, – проворчал Калдрис, наклоняясь, чтобы поцеловать меня в лоб.

Он направился к тропинке, которая вилась вниз, убегая к лесной подстилке, оглядываясь на нас.

– Если с ней что-нибудь случится, я разорву тебя в клочья, а голову ты обнаружишь насаженной на кол.

– Пожалуйста, воздержись. Отращивание новой головы занимает довольно много времени, – сухо ответил Холт.

Калдрис посмотрел на меня в последний раз, прежде чем исчезнуть за поворотом, и я почувствовала, как его раздражение распространяется по связи. Он не хотел оставлять меня, он боялся оставлять меня. Но все мы знали, что нам надо как можно быстрее добраться до Альвхейма, особенно если мы хотели избежать внимания Маб и сначала проскользнуть в Катансию.

– И как нам прикажете раздеваться? – спросила одна из женщин, глядя Холту в спину, и потрясла цепями железных кандалов в подтверждение своей правоты.

Он поднял руку и быстро махнул ею в воздухе. Цепи, соединяющие кандалы, исчезли.

– У вас есть ровно одна минута, чтобы снять одежду. Потом цепи появятся снова. Время пошло. Поторопитесь, – сказал он, когда не услышал за спиной никакого движения.

Меченые зашевелились и начали раздеваться. Я тоже принялась за дело, сбрасывая плащ. Имельда и Фэллон не были скованы кандалами, но все равно быстро скинули с себя одежду, ввинчиваясь в толпу, чтобы окунуться в теплую воду. Адельфия и ее группа двигались медленно, и я почувствовала, что они ни к кому и ни к чему не торопятся.

Никто не хотел стоять с голой задницей на морозе. Когда я сняла тунику и холодный воздух коснулся моей груди, мне захотелось закричать. На таком морозе и соски недолго потерять – замерзнут и отвалятся. Я сняла штаны, ботинки и носки и опустилась в воду, пока остальные заканчивали раздеваться.

Меня уже давно не волновало, что мне придется выставить напоказ свое тело перед людьми, которые меня ненавидят. После того, как в купелях Сопротивления я позволила целой толпе мужчин и женщин смотреть, как Кэлум трахает меня, когда мы смывали с него кровь пещерного зверя. А обнажиться теперь, перед горсткой женщин, и вовсе не составило проблем.

Сзади ко мне подошли несколько женщин, они задержались напряженными взглядами на моем лице, но напряжение ослабло, и на лицах отразилось удовольствие, когда теплая вода коснулась их кожи, омыла их, согревая внутренности, расслабляя тела, которые, как часто казалось в дороге, больше никогда не познают тепла.

Нам повезло, что было мало снега. Он лишь слегка прикрывал землю, было неглубоко, а если снег и шел, то мело не сильно, а слегка. Но метели и снежные бури рано или поздно придут в эти края, и, задерживаясь, даже ненадолго, мы рисковали. Погода могла ухудшиться в любое время.

Снова появились оковы. Я погрузилась в воду как можно глубже, повернувшись спиной к другим меченым, и потянулась к каменному уступу, чтобы схватить один из кусков ткани, которые мертвецы разложили для нас, чтобы мы могли помыться. Да уж… до чего я докатилась – трупы раскладывают мне мочалки для купания. Лучше об этом не думать. Мыла не было, но теплая вода в какой-то степени компенсировала этот недостаток.

Я взяла импровизированную мочалку, погрузила ткань в воду, чтобы намочить, и вынула, намереваясь вымыть лицо. Краем глаза я увидела, как движутся ко мне Фэллон и Имельда, и на мгновение испытала благодарность за то, что из-за них я не буду чувствовать себя такой одинокой в купели, полной незнакомых людей.

Внезапно моих плеч коснулись чьи-то руки и крепко сжали их. Крикнуть я не успела. Не успела издать вообще ни звука, как меня погрузили под воду. Вода заливала мне легкие, пока я пыталась высвободиться. Из меня с трудом вырвался сдавленный звук, искаженный окружившей меня водой. Я билась, размахивая руками, и тогда одна из тех, кто держал меня, стукнула меня по ногам, и я упала, погрузившись еще глубже – так глубоко, что их ноги опустились мне на спину, удерживая меня под водой. Я дернулась, схватила одну за лодыжки – ту, что была ближе. Вода окрасилась в розовый цвет, когда я впилась ногтями в их голую кожу, раздирая плоть, борясь за жизнь.

И все же они не давали мне ни всплыть, ни