– А если мы захотим, то можем сбежать.

– Сбежать? – Я действительно рассмеялся, пусть и слабо и жалобно. – Валка, Империя не станет закрывать глаза, если один принц-консорт вдруг куда-то запропастится. Они снарядят погоню.

– Тогда не будем сбегать…

Ее лицо – так близко от моего – помрачнело.

– останемся здесь, если тебе хочется, – сказала она и убрала руки.

– Это несправедливо.

– Ты создаешь проблему на пустом месте! – Она едва не закатила глаза. – Сколько ваших лордов держат любовниц или любовников? А сколько дам? Да все без исключения!

Валка была права.

Когда деторождение стало прерогативой имперской Высокой коллегии, с появлением генных прялок и родильных ванн палатины почти перестали жениться по любви. Может, вообще перестали. Мои родители ни разу не спали вместе. Ни разу не целовались. Даже не дотрагивались друг до друга, насколько я помню. У матери были любовницы, талантливые юные дамы, ради блестящей карьеры жаждавшие произвести впечатление на признанного драматурга. Вне всякого сомнения, в их числе была и принцесса из оперы, что мы смотрели пару недель назад. А вот у отца любовниц не было. Он предпочитал холодное властное одиночество.

– Не хочу, чтобы ты была моей любовницей, – в отчаянии сказал я. – Хочу, чтобы ты была моей женой.

– Адриан… – Валка разгладила рубашку, – мы вместе уже десятки лет. Какая разница?

Она прекрасно понимала, в чем разница. Мы оба понимали. Только я боялся сказать. Боялся, потому что ее желания не совпадали с моими. Она не хотела от меня ничего, кроме… меня. А я хотел…

– Если бы мы… поженились, Высокая коллегия позволила бы нам иметь детей. Может быть.

С Селеной, поздней принцессой, детей у меня не будет. В императорской семье мало кому было позволено иметь потомство. Достаточно, чтобы побочные ветви рода продолжали расти, чтобы новый император или императрица могли взять в жены или мужья дальнего родственника и сохранить чистоту крови ради второго пришествия Бога-Императора, но нам с Селеной о детях нельзя было и мечтать. Это я прекрасно знал.

«Если только видения не правдивы, – заметил мой внутренний голос. – Если только ты не займешь престол».

Не знаю, когда мне захотелось детей. В детстве я об этом не задумывался. Я хотел быть схоластом, а у схоластов не было ни жен, ни детей. Когда я изменился?

– Валка?

Она уже давно молчала и не смотрела на меня.

– Валка?

– Знаешь, – сказала она, – на Тавросе люди не заключают браков. Любить кого-то сильнее, чем любого другого человека, считается… своего рода предвзятостью.

Она не смотрела на меня, но я понимал, что она улыбается. Ее слова не стали для меня новостью, все это мы уже обсуждали.

– Кланы разделяют людей, если те остаются вместе слишком долго. Держать других людей постоянно при себе – неправильно. – Она взглянула на меня золотистыми глазами, улыбаясь шире. – По крайней мере, так считается.

Этого я не знал.

– Ну и варварство, – ответил я, почувствовав ужас от одной мысли о таком.

Моя ирония в выборе слов не осталась незамеченной, и Валка усмехнулась.

– В моем клане был мальчик, Сорен. Совет выслал его с планеты, когда выяснилось, что он шесть лет встречался с одной девушкой. – Валка опустила глаза и потерла татуированную руку. – Я видела ее потом, после этого. Она выглядела так, будто из нее выпили всю кровь.

– Прекрасно понимаю, что она чувствовала, – ответил я с грустной усмешкой.

Валка улыбнулась уголком губ и закинула ноги на стул:

– Я никуда не денусь.

Я заерзал, сдвинувшись так, чтобы оказаться рядом с ней, и поднял взгляд вверх, к свету, пробивавшемуся сквозь листья базилика.

– Адриан, я не хочу детей. Из меня не выйдет мать.

– Тебе не придется быть матерью, – возразил я. – Валка, я лорд. Думаешь, императрица сама вынашивала детей? Кормила их? Рассказывала им сказки?

Прежде чем она успела ответить, я добавил:

– Я не хочу, чтобы все так заканчивалось.

– А почему что-то должно заканчиваться?

– Валка, я не хочу, чтобы наши отношения заканчивались на нас, – сказал я с нажимом и снова взял ее за руку.

– Адриан, все когда-нибудь кончается, – ответила она, и я убрал руку. – Что с тобой такое?

– Я хочу, чтобы тебе было не все равно, – сердито процедил я.

– То есть ты хочешь, чтобы я стала «леди Марло». Чтобы носила дурацкие платья, ходила с тобой под ручку и улыбалась всем этим вашим мерзким лордам, – ледяным тоном ответила Валка.

– Если бы мне было нужно лишь это, – огрызнулся я, – мне не нужна была бы ты. Валка, я не пытаюсь тебя переделать. Никогда не пытался.

Она закатила глаза.

– Но ты хочешь… как там это у вас, варваров, называется? Использовать меня, чтобы завести потомство? Адриан, я тебе что, породистая лошадь?

– Я никогда такого не говорил. Никогда!

У меня потекли слезы, но от злости.

Должно быть, мое лицо лучше всего выражало мое состояние, потому что Валка спасовала и отвернулась, потупив взгляд:

– Прости.

В ответ я слабо улыбнулся сквозь слезы.

– Я хочу, чтобы у нас была семья, потому что люблю тебя, черт побери, – сказал я и снова нашарил ее руку, желая, чтобы она почувствовала то, что я не мог объяснить словами. – И я буду любить их. Наших детей. Я хочу жениться на тебе, чтобы не осталось сомнений, что ты значишь для меня больше принцесс и титулов. Чтобы все увидели, как я тебя люблю.

– Браки заключают не для этого, – ответила она, но в этот раз не отстранилась.

– А должны для этого, – заявил я с твердостью, которой раньше в себе не находил.

Она улыбнулась с грустью, что была глубже облачных морей, окутавших планету под нами.

– Поздно ты родился. Ты должен был быть одним из тех сказочных рыцарей, что спасают девушек от драконов, – произнесла она наконец, поворачивая мою руку. – Адриан, я не принцесса. И мы не в сказке.

Я пристально посмотрел на нее. От ее строгого взгляда безжалостно веяло холодом, в то время как слезы обжигали мои глаза.

– Я знаю, но я…

– А вот она – принцесса, – сказала Валка.

Я сжал руку так, как будто ожидал удара, как будто на меня давил великан или весь мир мерился со мной силой.

– Перестань, – пролепетал я.

– Ты уверен, что она – не воплощение всего того, что тебе хочется? – слетело с ее жестоких губ.

– Как ты можешь такое говорить? – спросил я спокойно, хотя внутри кричал: «Как ты смеешь такое говорить?!» – Ты слишком хорошо меня знаешь, чтобы думать вот так.