– Верно. Какой-то ренегат малоизвестного дома, вне всякого сомнения, – согласился император. – Жаль. Мы надеялись, что вы могли что-нибудь о нем слышать на Воргоссосе.

– «Монарх» также может быть именем одного их «Странника», – предположил я, имея в виду класс кораблей, которыми владели наиболее могущественные экстрасоларианские корпорации. – В любом случае вы считаете, что за нападениями в Центавре стоит этот Монарх, или Гарендот?

– Рано делать выводы. Есть опасения, что список наших врагов пополнился новым именем. Если на сцену выходят экстрасоларианцы, особенно если они сотрудничают со сьельсинами, то война может развернуться на два фронта.

Я сглотнул и кивнул. Полномасштабная война с экстрасоларианцами стала бы кошмаром. Эти варвары жили по всему освоенному космосу, даже в звездных системах без обитаемых планет и на затерянных в пространстве станциях и кораблях. Нападения можно было ждать отовсюду. Легионы и силы местной обороны были способны отразить атаку собранной наспех армады, однако системные налеты в уязвимых точках могли серьезно навредить Империи и даже поставить под угрозу ее существование. А если этот Монарх, или Гарендот, смог собрать экстрасоларианцев под свои знамена… это означало, что его план именно таков. Главной слабостью экстрасоларианцев, как и сьельсинов, была их разрозненность. Сьельсины придерживались племенного строя, а экстрасоларианцы были либо анархистами, либо, подобно норманцам, собирались вокруг мелких князьков. Единым фронтом и те и другие представляли серьезную угрозу. Объединившись вместе, они могли уничтожить звезды.

– Что думаете, Марло?

Я не сразу ответил императору. Потер глаза, снова почувствовав тяжесть прожитых лет.

– Нельзя отрицать, что они два сапога пара, – сказал я сбивчиво.

– Простите, что? – Император забыл про формальный тон. В кабинете как будто мигом похолодало, и я порадовался, что логофетов и схоластов отослали прочь.

– пророк и Монарх, – ответил я, руками изображая подобие весов. – Сириани Дораяика и этот Гарендот. Во времена раздоров плодятся самозванцы и лжецари, и, кажется, оба наших главнейших врага пытаются переделать себя по нашему образу и подобию. По вашему. – Я хотел было указать на его величество, но в последний момент спохватился, ведь это было бы величайшим оскорблением. – Позвольте вопрос?

Император раскрыл затянутые в бархат ладони.

– Эти статуи, – кивнул я на изваяние сэра Тристана за спиной императора, – и этот стол…

– Что с ними? – нахмурил брови Вильгельм Двадцать Третий, то ли ожидая от меня какой-то дерзости, то ли выражая недовольство тем, что вопрос не относился к делу.

– Это ведь иконы из легенды о Сиде Артуре?

– Что?! – воскликнул император. – Да как вы смеете?! Сначала оскорбляете моего сына, а теперь…

Я ходил по тонкому льду, и он уже начал трескаться. Значит, император слышал о недоразумении в Облачных садах. Выхода не было. Я поспешно встал и поклонился так низко, как был способен:

– Прошу меня простить, достопочтенный кесарь. Просто… вам известна эта легенда? Об Артуре и его рыцарях?

Я не поднимал глаз, но услышал, как император оскалился:

– Юнец, мы прямые потомки Артура. Разумеется, мы знаем легенду.

В генеалогии дома Авентов утверждается, что он восходит от Бога-Императора Вильгельма к Виктории, от Виктории к Артуру и бретонскому циклу[18], но мне все это казалось маловероятным. Из Золотой эры до нас дошли лишь ненадежные источники и редкие артефакты, и я был уверен, что в жилах Виктории была хотя бы капля крови Артура. Но я чувствовал, что терпение его величества, а с ним и отведенное мне время на исходе.

– Дело в том, что происходящее сейчас весьма напоминает мне эту историю, – объяснил я, разгибаясь. – Дораяика и его Иэдир йемани, его генералы… и этот Гарендот тоже. Они созывают рыцарей. Вот к чему я клоню.

Император заметно расслабился и положил руку на круглый стол.

– Эти легенды были нашими задолго до того, как их присвоили сид-артурианцы.

– Простите, ваше сиятельное величество, – сказал я. – Я не знал.

С тех пор я различаю античного Артура и Артура-Будду мистагогов.

Император махнул рукой, как будто отгоняя муху.

Я постучал костяшками пальцев по столешнице и добавил:

– Я лишь хотел отметить эту параллель.

– Думаете, это важно? – Его величество вопросительно посмотрел на меня из-за круглого стола. – Это какое-то знамение?

– Я не слишком верю в знамения, кесарь, – поклонился я и положил на столешницу левую руку с искусственными костями.

Дерево, хоть и окаменелое, за древностью лет истерлось, отовсюду щетинились заусеницы, и я решил, что стол увезли с Земли задолго до того, как планета сгорела в ядерном огне. Готов ли я был открыться?

– Но я видел их армии, марширующие среди звезд, и Бледного короля во главе. Этого их пророка.

Король Авалона и Защитник Солнечной системы, словно мое отражение, положил руку на стол напротив меня.

– Вы спрашивали того солдата с Гермонассы, была ли на Дораяике корона.

– Да, ваше величество, – сказал я и резко отвел взгляд, как будто ослепленный сиянием императора.

– Вы его прежде видели? Дораяику?

– Да, ваше величество, – ответил я. – Вы читали мой рапорт с Воргоссоса?

– В кратком изложении, – ответил император, обойдя стол вокруг и вернувшись на прежнее место. На фоне чистого белого камня и черных шкафов он выглядел кровавым пятном.

– Тогда вашему величеству известно, что на Воргоссосе я оказался… – Я едва не сказал «под воздействием», но вовремя опомнился. – Я встретился, как мне кажется, с выжившим мериканским искусственным интеллектом. Одним из их суперкомпьютеров.

– Я знаю, – ответил он.

«Я», не «мы».

Не упоминая Тихих – в рапорте я о них умолчал, – я продолжил:

– Ваше величество, сам я не умею заглядывать в будущее, но однажды мне его показали. Полагаю, это видение можно назвать своего рода вычислением.

На деле Братство представило мне множество вариантов будущего, сложных пророчеств, объединенных в «предположительную вероятность событий», однако мое видение было гораздо более законченным.

– Он провел симуляцию будущего Галактики. Нашего будущего. И предсказал следующее: Дораяика ответит на наши военные действия. Даст нам отпор от имени всех Бледных.

Я ходил по острию ножа, пытаясь описать то, что видел, без описания источника информации, источника, в существование которого вряд ли кто-то поверил бы – особенно Соларианский император.