— А кто ваш племянник? — поинтересовался Грязнов.

Вагнер невольно взглянул на Абиха.

— Хотел рассказать про него, так надо тебе было перебить мысль своими англичанами... Кто он, трудно сказать, точнее всего — дипломат...

— А дипломат в переводе на немецкий означает шпион, — вставил Гуго.

— Он крутится вокруг Риббентропа и не безуспешно. Человек без чести, без убеждений, без чувств. Имеет только одну цель и не считается со средствами для ее достижения. Цель — деньги. Он одержим манией обогащения. Корчит из себя дальнозоркого политика, близорук как курица, надеется стать министром... Лицемерная и пакостная натура. Он видит, что я остался один, а мой дом и сад ему очень нравятся. Одно это заставляет его любить меня и осыпать нежными ласками. Но я, кажется, постараюсь сделать, чтобы он никогда не жил здесь... Между прочим, — добавил Вагнер, — Алим в некоторой степени обязан ему жизнью.

— Каким образом? — спросил Ожогин.

Старик на русском языке, чтобы слышал Алим, рассказал подробно историю их знакомства с момента встречи в лесу. Укрыв Алима в балке, Вагнер еще не представлял себе, как объяснит появление и пребывание в своем доме советского человека. В это время Рудольф Вагнер проездом остановился у дяди. Альфред Августович рассказал, что нашел себе дарового работника из числа военнопленных, что Алима ему дал за взятку офицер, сопровождавший партию русских, и попросил Рудольфа достать для него документы и разрешение.

— Сам видишь, сказал я племяннику, стар я стал, а надо смотреть и за домом, и за садом. И этого было достаточно...

Выслушав рассказ, Алим заметил:

— Альфред Августович самый богатый человек... Он любит людей...

Вагнер смутился.

— Вам, кажется, передавать пора, — сказал он Ожогину, глянув на часы. — А мне подошло время, по-стариковски, на боковую, — и вышел в соседнюю комнату.

Друзья простились с Абихом, Алим проводил его до калитки.

Через полчаса в мезонине начался сеанс, на «большую землю» были переданы сведения о подземном заводе.

— Я думаю, что мы договорились окончательно и по всем вопросам, — сказал незнакомец, бросив взгляд на Марквардта и Юргенса.

Те закивали головами.

— Вы видите, что распад уже начался и будет прогрессировать катастрофически. Антонеску арестован — Румыния со счета долой. Болгары предложили нашим войскам покинуть страну под угрозой разоружения. На Польшу и Чехословакию надежд мало. Остались, по сути дела, одни венгры...

Разговор происходил на квартире Марквардта. И хотя ни он, ни Юргенс не знали даже, как зовут незнакомца, с которым провели уже два часа, тем не менее, все его указания они принимали, как приказ, подлежащий безоговорочному выполнению. Незнакомец назвал дробное число. Этого было достаточно. Он явился с полномочиями из-за океана. Тоненькая ниточка, о которой как-то вскользь упомянул Марквардт в беседе с Юргенсом, начинала утолщаться.

— И вы неправы, господин Юргенс, заявляя, что друзья ненадежны, — сказал незнакомец.

— Я имел в виду англичан... — осторожно заметил Юргенс. — Вот что сказал Черчилль в ноябре сорок второго года. — И, взяв в руки старую газету, Юргенс прочел: — «Мое сердце обливалось кровью за Россию. Я чувствовал то, что должны были чувствовать все, — сильнейшее стремление страдать вместе с ней и разгрузить ее от части ее бремени», и дальше: «... Есть одна вещь, которую никогда не следует делать, — это обманывать своею союзника...» Как вам нравится?

Незнакомец громко рассмеялся.

— Не разыгрывайте из себя наивное дитя. Я не стану читать вам лекций по дипломатии для... начинающих. Да, в конце концов, не в Черчилле дело. Пусть его болтает, что угодно. И Англия, и Франция будут делать то, что скажем мы. Постараемся принудить к этому и Россию. И это в большой степени будет зависеть от таких, как вы. Америка поднимет вас — немцев. Америка, только Америка. Налейте, пожалуйста! — попросил незнакомец. — Я вам расскажу еще кое-что интересное.

Служитель принес третью по счету бутылку «Токая» и наполнил бокалы. Незнакомец медленно выпил искристый напиток, чмокнул языком и, расположившись поудобнее в глубоком кресле, закурил.

Это был среднего возраста, не старше сорока лет, гладко выбритый и энергичный в движениях человек. Выпустив несколько удачных колечек дыма, он проследил за тем, как они поднялись кверху и расплылись в. воздухе.

— Будущее наше зависит от таких людей, как Поль Мелон, Давид Брюс, Альфред Дюпон, Джуниус Морган, Лестер Армор, Эдвард Бигилоц, Эллен Даллес, Ирвинг Шерман и им подобные... Это вам ясно?

Марквардт и Юргенс переглянулись. Да, конечно, фамилии этих американских дельцов они знали.

— Они определят и политику, и экономику Германии. В мае мне довелось быть на лиссабонском совещании представителей крупных концернов Германии, Англии, Америки... А сейчас я только что возвратился из Страсбурга. Там происходило совещание, которым руководил обергруппенфюрер — доктор Шейд. Кажется, даром времени не потратили... Планы возрождения вашей промышленности после войны и сотрудничества с американцами вполне реальны Во всяком случае, мы готовы играть предназначенную нам провидением роль даже после самого худшего финала. И наци без нас не проживут, если они только всерьез думают о подпольной деятельности и о реванше. Крупп, Рехлинг, Мессершмитт, Гаспар, Зиндерн, Копп прямо и недвусмысленно говорили об этом. Они создают материальные фонды и оперативные центры в Латинской Америке. Кто будет возражать против? Гитлер? — и незнакомец зловеще хихикнул.

Он вновь наполнил бокал и на этот раз опорожнил его за два глотка. Следом за ним выпили Марквардт и Юргенс.

— От вас я потребую действий четких и ясных. Не вызывать никаких подозрений, никаких кривотолков, никаких слухов. Точнее: пусть будут и кривотолки, и слухи, но лишь необходимые нам. Надо обдумать все до самых мельчайших деталей, до точек, до запятых. Все предусмотреть, все взвесить, все учесть. Но не тянуть. Время не ждет. Тренируйтесь в языке. Язык вы оба должны знать более чем в совершенстве. Особенно разговорную речь.

— Как с людьми? — спросил Марквардт.

— Дайте мне их клички, пароли, адреса. Всему свое время. Вы имеете в виду тех двоих, о которых уже говорили?

Марквардт подтвердил.

— О них позаботится Голдвассер, — сказал незнакомец и поднялся, дав понять этим, что беседа окончена.

Вслед за незнакомцем уехал Юргенс. Марквардт остался один. Побродив из угла в угол по накуренному кабинету, он вошел в спальню и остановился около трюмо. На него глянуло лицо с припухшими веками, с синими кругами вокруг глаз. Марквардт выругался и отошел от зеркала.

Он разбудил дежурного и приказал ему достать обязательно к утру учебник югославского языка и немецко-югославский словарь.

— На кой же чорт я тогда занимался русским? — проворчал Марквардт, укладываясь спать.