– Император болен? Что ты такое говоришь, мальчик!

– И болезнь, какое совпадение, начинается с головы… как раз с той самой головы, вокруг которой дервиш выстроил свой заговор! Или все это только совпадение? Кто же вам в этом поверит? Уж точно не я, я-то, к сожалению, вас знаю! Как вы могли это сделать? В вашем возрасте! Разве у вас не осталось ни капли страха Божьего? – спросил я, и голос мой дрогнул.

– Я не понимаю, откуда ты… – возмущался Атто, держась рукой за живот.

– И не думайте, будто я забыл, что Филипп Анжуйский был провозглашен королем Испании благодаря поддельному завещанию. Это вы, вы подделали завещание, одиннадцать лет назад, прямо у меня под носом!

– Дорогой дядя, вы не должны позволять… – произнес Доменико.

– Какое там великодушие и вознаграждение! – с разгоревшимся негодованием перебил я племянника. – Жилье и работу здесь, в Вене, вы предоставили мне только затем, чтобы снова воспользоваться моими услугами, а потом в самый подходящий момент исчезнуть, как вы это проделывали уже дважды в Риме! Но на этот раз вам нужно было совершить еще один позорный поступок: убить императора, молодого человека, которому и тридцати трех лет не исполнилось! Вот зачем вы сделали меня богатым человеком. Вы хотите купить меня. Но вам это не удастся, о нет! На этот раз вы меня не получите. Нет цены за жизнь моего короля! Я вернусь в Рим и буду снова жить в подвале из туфа, но прежде я нарушу ваши гнусные планы. Вам придется переступить через мой труп!

– Милосердное Небо, мальчик мой, не нужно… Доменико, прошу тебя! – умолял Атто, по-прежнему прижимая руку к животу и с искаженным от боли лицом пытаясь подняться.

– Дорогой дядя, я здесь, – сочувственно воскликнул племянник, спеша поддержать его и увести за занавеску, где стоял ночной горшок для телесных потребностей.

У аббата Мелани возникла сильная колика, вызванная так называемым песком в почках и сопровождаемая диареей и болезненным взрывом геморроя. Внезапно я остался без противника, причем в сильнейшем смущении. Я предложил свою помощь, которую Доменико отклонил мрачным ворчанием из-за полога.

– Император… яд… – слышал я хрип Атто.

– Дорогой дядя, вы теряете слишком много крови, вы должны непременно выпить кедрового соку.

– Да, да, сделай поскорее, прошу тебя…

Доменико отодвинул полог в сторону и кивком попросил меня немного поддержать старого аббата, который скрючившись сидел на стуле. Впервые увидел я его кастрированное срамное место. Не обращая на меня внимания, Атто продолжал причитать, в то время как вулканическая деятельность у него во внутренностях все никак не заканчивалась и геморрой по-прежнему кровоточил. Племянник выбежал из комнаты, налил пару капель из бутылочки в большой стакан свежей воды и торопливо протянул напиток своему дяде.

– Что ж, я думаю… – пробормотал я, собираясь попрощаться, чтобы более не мешать.

Но Доменико решил, что я намереваюсь продолжить обвинения, и крикнул из-за занавески:

– Вы что, совсем не испытываете ни капли сочувствия к старику? Хотите убить его? Довольно уже. Уходите, уходите прочь.

* * *

После того как меня таким образом выставили за дверь, я, обессиленный, пересек монастырский двор и потащился в постель, где обнаружил, что Клоридия, хотя и сидела на постели, уже задремала. Она хотела подождать меня, однако усталость сморила ее.

Так я остался один, борясь с безутешностью и сомнениями. Я сел за стол и закрыл лицо руками. С тех пор как я услышал в церкви печальную новость, у меня не было ни секунды на размышления. Жизнь императора в опасности? Это казалось жутким кошмаром, но слишком уж много признаков доказывало то, что я, к сожалению, не спал. Разве мы с помощником не встретили три процессии, направлявшиеся к собору Святого Стефана, когда коляска Пеничека везла нас на встречу с бедным Хаджи-Таневым?

На столе лежала шахматная доска Христо. Я провел кончиками пальцев по вмятинам, которые остановили пули и спасли мне жизнь.

Накануне вечером, вспомнил я, мы втроем заметили необъяснимое волнение хормейстера. С необычайной резкостью она возразила во время репетиции «Святого Алексия» бедному Гаэтано Орсини. Кроме того, Камилла выбрала мрачную, меланхоличную арию, а затем говорила о предсказаниях. Теперь я понимал, что печальное предчувствие смерти отягощало ее душу. Она думала об императоре, стоявшем на могиле своего друга Ламберга, о зловещем пророчестве альманаха «Энглишер Варзагер», о предупреждении того коварного иезуита Видеманна и кто знает, о чем еще, потому что было немало тех, кто желал смерти его императорскому величеству. Кто мог бы осуждать ее? Двадцать восемь лет назад, когда я был слугой в Риме, в гостинице «Оруженосец», я своими собственными глазами читал в астрологической газете очень точное предсказание смерти одной правительницы: несчастной супруги наихристианнейшего короля.

Ах, к сожалению, это не дурной сон, вздохнул я, открывая Шахматную доску. Однако один вопрос мучил меня теперь сильнее других: какие планы на самом деле строил аббат Мелани? Он прибыл в Вену всего лишь через день после прибытия аги и после начала болезни императора. Атто прибыл, чтобы сыграть партию Франции за двумя столами. С одной стороны, он намеревался вскрыть предательство Евгения и тем самым навеки вывести его из игры, не передавая принцу Нидерланды, как он того хотел. В этом мне Мелани сам признался. С другой стороны, для Франции было еще более выгодное решение: смерть Иосифа I. Каким образом связаны эти два обстоятельства, мне, честно говоря, было не совсем ясно, но какая разница? Аббат сам учил меня много лет назад: не нужно знать все; важно только понимать значение происходящего. А значение я понял, о да, к сожалению, это так. Со всем опытом, которым я обзавелся рядом с кастратом-интриганом, мне было достаточно сложить два и два. На этот раз мне не нужно было ждать исхода жутких событий, чтобы понять; я разгадал игру Мелани по прошествии менее двадцати четырех часов после того, как мы встретились снова. Ты делаешь успехи, с горькой иронией сказал я себе.

Впрочем, следовало допустить, что мои обвинения смутили Атто. Но не стоило обманываться: он всегда притворялся передо мной, даже в самые трагичные моменты. Я видел, как он оплакивал смерть одного из самых близких своих друзей, чтобы позднее обнаружить, что он сам был завязан в этом по самую шею. Мне нельзя было забывать о том, что Атто прибыл в Вену именно в тот день, когда император почувствовал признаки болезни. Точно так же уже было однажды в прошлом: двадцати восемь лет назад Мелани появился в гостинице «Оруженосец» как раз в тот самый день, когда необъяснимым образом умер тот старый постоялец-француз…

Злобный кастрат всегда пользовался мной как шахматной фигурой, но я уже не был жалкой белой пешкой, которую сам теперь держал в руках, беззащитной добычей такого хитрого черного слона, как этот подлый аббат.

Бедный я, бедный, ставший только благодаря Атто Мелани мастером-трубочистом и владельцем домика с виноградников на Йозефинзель! Если его заговор выплывет на свет божий, я отправлюсь с ним прямо на эшафот. Теперь он поставил на кон мою жизнь и содержание моей семьи, и старый кастрат грозился увести меня за собой в смерть! Вот только он был восьмидесяти пятилетним стариком, и в принципе палач сделает только то, чем вскоре должна заняться сама смерть. А я был в самом расцвете сил и должен был содержать семью! От страха у меня кружилась голова, все тело мое дрожало.