По-бабьи охнув, тот провис ещё ниже.

— Говно это запиши! Старший лейтенант Жулебин! Комвзвода связи! За убийство!

Размашисто пройдя мимо ошарашенного майора, замкоменданта заскрежетал ключами в замке железной двери камеры № 1. Когда «комендачи» закинули, начинающего приходить в себя, старшего лейтенанта в камеру, подполковник повернулся к дежурному:

— Вторая тоже свободная?

— Да… пустая… — закивал тот.

Подполковник на два шага отошел от камеры, пока офицеры захлопывали решетчатый отсекатель двери и, о чём-то подумав, направился в сторону молчаливо стоявшего в дверях кабинета Катаева.

— Вы, случайно, не дежурный дознаватель?

— Дознаватель в местном ОВД… Я оперуполномоченный уголовного розыска, — ответил Костя, ожидая объяснения интереса к своей персоне.

— Хорошо… — подпол, явно не был силён в уголовно-процессуальном законодательстве, — но бумаги-то необходимые вы можете оформить?

— А что случилось-то, товарищ подполковник? — опер отлип от косяка и вышагнул в коридор, — Кто кого убил?

Как-то жалко вздохнув, замкоменданта вытянул руку в сторону камер, около которых скучились двое его подчиненных и дежурный по Центру Содействия:

— Эта мразь полчаса назад застрелил солдата… срочной службы… И… в общем… — не договорив, он махнул рукой, — пойдёмте… тебе… там всё объяснят…

Костя забросил бумаги в нижний ящик стола и, всунув пистолет в набедренную кобуру, вышел из кабинета.

— А вторая-то для кого… — проходя мимо, брякнул костяшками пальцев в дверь камеры № 2, Катаев, — их, что, двое?

— «Двухсотого» туда положим… — не оборачиваясь, буркнул подполковник, шагая на выход, — завтра в Ростов отправим… Оттуда домой…

Через сорок минут Костя уже сидел в кабинете и строчил необходимые бумаги для регистрации преступления в журнале учёта информации. Оставалось только взять объяснение с главного виновника трагических событий.

Страшная и банальная на войне история. Таких случаев в условиях постоянного контакта с оружием сотни. Вот только официальная статистика не любит указывать эти потери отдельной строкой. Лучше, стыдливо, в общей массе, хоть и погибает от неосторожного обращения с оружием до сорока процентов всех «двухсотых».

Старший лейтенант Жулебин Иван Александрович с самого утра маялся похмельем. Его взвод связи, почти целиком состоящий из срочников, в руководящей составляющей особо не нуждался. В расположении комендатуры подразделение простояло около девяти месяцев, и каждый солдат конкретно знал свои обязанности. Отдельно стоящая за зданием комендатуры палатка, мощная антенна да «шишига»[46]с кунгом, где жил Жулебин и находилась аппаратура, существовали своей жизнью. Никаких выездов на «зачистки», построений или участия в общевойсковых мероприятиях. Исключительно обеспечение чёткой и бесперебойной связи. Чем солдаты и занимались в этот день.

Потусовавшись со своими приятелями из Центральной комендатуры у шашлычной и пивных палаток, старлей, решив для себя, что сердце пивом не обманешь, купил бутылку водки. К этому времени, его кореша уже уехали и он, неприкаянным странником, поплёлся в кунг.

В кунге Жулебин выжрал пузырь в одно лицо и, совершенно естественно, при его шестидесятипяти килограммах живого веса, выпал из окружающей действительности. Обратно он вернулся лишь к вечеру и, дурея от головной боли, лежал на откидном топчанчике. Никого из солдат в кунге не было, а самому старлею за опохмелкой на рынок идти не хотелось и не моглось. Всё также, не вставая, он вытащил из поясной кобуры пистолет, больно давивший ему на бедро. Повертев «ствол» в руках и пощёлкав предохранителем, командир взвода нажал на спусковой крючок. Когда он успел достать патрон в патронник, Жулебин подполковнику не сказал или не вспомнил. Как бы то ни было, пистолет в его руках бабахнул, прострелив стенку кунга. Жулебин мгновенно пришел в себя и сел на ложе. Разрядив оружие трясущимися руками (скорее от похмелья, чем от переживаний), он, ещё ничего не подозревая, решил сходить осмотреть повреждение обшивки снаружи.

То, что он увидел окончательно прояснило ему мозги. Около колеса «шишиги», как раз под выходным отверстием, с простреленной шеей, лежал рядовой Рыбников. Этот солдат, имея на руках, в силу демобилизации, проездные документы, дожидался попутки до Моздока, что и заставило его прожить, а вернее дожить, в палатке своего взвода несколько дней. Как пояснили соседи по спальному месту, Гена Рыбников просто пошел в туалет. Тропинка к отхожему месту как раз пролегала мимо кунга с аппаратурой связи.

Однако Жулебин на достигнутом не остановился. Несмотря на абстинентный синдром, он быстро сообразил, что свидетелей происшествия нет и, схватив убитого солдата за ноги, поволок его подальше от кунга. Чего он хотел этим добиться — рассчитывал, что бойца спишут на мифического снайпера? Или будут проверять всех владельцев личного оружия? — так и осталось неизвестным. На его несчастье из сортира шёл подполковник Тузов, тот самый замкоменданта, который, можно сказать, и «раскрыл» это преступление по «горячим следам».

Всё сразу поняв, подпол, будучи мужчиной крупным, долго месил Жулебина руками и ногами, после чего вызвал по рации офицеров комендатуры, приказав им бросить убийцу в камеру. Чуть позже, на одеяле солдаты занесли во вторую камеру тело своего сослуживца.

— Костя, заводить? — всунулась в приоткрытую дверь веснушчатая голова постового ИВС[47].

— Давай… — Катаев отложил ручку в сторону и потянулся.

Изрядно помятый, со всклоченными косицами волос, разбитым носом и набухающим фингалом, источая ароматы сивушных масел и нечистот, Жулебин осторожно ступая, похрамывая, зашел в кабинет.

— Всё, Колян, можешь идти… — махнул конвоиру опер и, не выказывая никаких эмоций, кивнул старлею на стул, — садись, Иван Александрович…

— Допрашивать будете? — из-за попаданий в челюсть его голос звучал не очень внятно.

— Нет, пока только объяснение… — Катаев придвинул к себе чистый бланк.

— Я пока говорить ничего не буду, — отреагировал старлей, — меня набили, у меня голова болит… э-э…

— Голова у тебя с пережора болит, — перебил его Костя, — чего же ты в неё не шмальнул?

— Мог бы и в неё… — очевидно, уже отойдя от накала страстей и, трезвея, спокойно ответил связист, — случайность… или как это у вас… э-э… Непреднамеренное убийство… Эх-х, всяко в жизни бывает…

— Грамотный… — разговаривать с этой похмельной скотиной Катаеву расхотелось, — просчитал уже всё…

Тот неопределенно пожал плечами, мол, кто знает…

— Ладно… — Костя боялся сорваться и, как это часто с ним бывает «напороть» в горячке «косяков», поэтому решил побыстрее закончить необходимую процедуру, — давай твои данные, я напишу, что в соответствии со статьей 51 Конституции, ты отказываешься от дачи показаний…