демонов. Всякие хитрые способности — не в счёт. Саломея первая приблизилась к оригинальному замыслу. Она обладает колоссальным сродством к Благодати. Она получает больше благодати в секунду, чем лучшие из ньюменов современности — Эрик Лакшмийский и Аркадий Московский — получают в минуту, вместе взятые.

— Миранда сказала, что все ньюмены получают Благодать одинаково, — возразил детектив.

Фредерика кивнула:

— Все, кроме Саломеи. Насчёт себя она поскромничала. Саломея получает Благодать, как миллион обычных людей. Кроме того, благодаря вышеупомянутой способности — Растеканию Благодати, она способна поделиться своей благодатью с другим ньюменом и тем самым временно вывести его способности на фундаментально новый уровень. Именно поэтому к ней и прилетал Эрик Лакшмийский. Они молились вместе, держась за руки, и Благодать Саломеи переполнила его — он прозрел будущее на сотни лет вперёд, во всех его вариантах. Он-то и подсказал нам дальнейший путь.

— Путь?

— Мы можем завершить задумку наших создателей. На основе генома Саломеи мы создадим ньюменов, которые смогут заселить не только землю, но и воду, и даже вакуум. Они выживут и пройдут там, где человек не сможет. Вместе с людьми ньюмены сложатся в Единое Человечество, которому не будет больше преград.

— Или уничтожат его, если их путь разойдётся с человеческим, — заметил Беккет скептически. — Я могу представить себе, чем закончится война с бессмертными и неуничтожимыми существами.

— Саломея не такая уж неуязвимая, — ответила Фредерика. — Это тело трудно убить, но сила, собирающая её тело после самых фатальных повреждений, исходит из её генетической природы и на неё действуют определённые ограничения, обусловленные самим принципом её регенерации. Зная эти ограничения, можно разработать эффективное оружие. В этом плане, она так же уязвима, как и простой человек. Если бы всё обстояло иначе, протопресвитерам ни за что на свете не удалось бы приставить к этому телу чужое лицо. Лазейки есть всегда.

— Но, всё-таки, какой прок от этого людям? — спросил Беккет. — Генетические копии Саломеи зашагают по звёздам, а что останется человечеству?

— Благодатью можно делиться и с людьми, — ответила Фредерика. — Тогда, в номере отеля, Саломея взяла тебя за голову и молилась, а ты молился с нею в унисон. На тот час ты уподобился сильнейшим из ньюменов, но вливавшаяся в тебя Благодать не имела выхода — у тебя нет ньюменовских способностей, поэтому она не нашла ничего лучше, чем гармонизировать твои тело и душу. Скажи, в тебе что-то изменилось, Сэм Беккет?

— Да, пожалуй, — признал тот. — Мне кажется, я стал сильней. Стал цельным.

— Ты сожалеешь о чём-либо в прошлом?

— Нет.

— Таково действие Растекания Благодати на людей — оно исцеляет все недуги, душевные и телесные, а мёртвых воскрешает. Если ты будешь подвергаться воздействию Благодати достаточно часто, граница между тобой и ньюменом сотрётся. Я даже не смею предположить, что с тобой станет.

— Я стану как этот старый безумный фанатик, а? — Сэм кивнул на Потапчука, и они встретились взглядами. Захарий был на редкость умиротворён — даже не верилось, что это он.

— Захарий подвергался воздействию Благодати только с целью излечения его лейкемии и для продления жизни. Это было несколько минут Благодати при каждом сеансе раз в десять лет. Я же говорю о часах Благодати, — сказала Фредерика.

— Что ты на самом деле от меня хочешь? — спросил Беккет прямо.

— Пойдём с нами. Стань нашим другом и помощником, — попросила собеседница. — Мы хотим лучшей доли для ньюменов и для людей. Мы хотим осуществить завет Джона Туера — расселить ньюменов по Вселенной, чтобы они образовали живую сеть датчиков в «поле Бога», то есть в Благодати. Так мы могли бы приблизиться к познанию того, кто есть наш Творец и Создатель.

— Или сгореть на костре инквизиции, как еретики. Познать Бога они, видишь ли, захотели. Бог непознаваем — это вам любой священник подтвердит, — убеждённо сказал детектив.

— А что, если Бог сам хочет быть познанным? — спросила Фредерика со спокойной улыбкой. — Ты ведь не думал об этом? Вспомни, Джон Туер доказал, что Творец распределён по Вселенной. Он одновременно находится в каждой её точке, то есть повсюду, везде и сразу. Это вовсе не означает, что Творец неразумен и не осознаёт себя как личность — в этом главное отличие наших убеждений от того же пантеизма, где Бога как такового попросту нет, а есть только обожествляемые Мироздание, Вселенная или Природа. В нашем представлении, Творец — это разумная деятельная сила, которая намеренно создала нас — людей — с вполне определённой целью. Заметь, всё человечество сконцентрировано в одной единственной Солнечной системе, и наши детские шаги за её пределы ещё так робки, так несмелы. Ответь мне, для чего же он создал все эти неисчислимые галактики вокруг нас, как не для того, чтобы однажды мы расселились по ним, заполнив все земли, что нам уготованы? «Придите и владейте», обращается он к нам, «я жду». Это приглашение, Сэм, и, честно говоря, мне не терпится его принять.

— Люди, которые считают, что знают, что хочет Бог, излишне самонадеянны, — ответил Беккет. — Впрочем, ничего нового. Дорога в ад неспроста вымощена благими намерениями. Скажи мне лучше, Фредерика, я фигурирую в тех предсказаниях Эрика, которые описывают события через пять лет после сегодняшнего дня или через десять? Что, вообще, известно про моё будущее?

— Буду с тобой честна, имя Сэма Беккета в них ни разу не упоминается, — ответила та. — Так что решение за тобой.

— Раз моё имя не упоминается, то я, наверняка, скоро подохну, — сделал вывод Сэм. — И всё же я помогу вам.

— Почему? — спросила баронесса Витгенштейнская.

— Потому что ты вряд ли стала бы подвергать опасности весь этот феноменальный план, внося в него такую непредсказуемую величину, как мой отказ в самом его финале. Так что я помогу вам, хотя бы потому, что я тем самым помогу Миранде. Сейчас я понимаю, что она была лишь фантомной личностью, возникшей в сознании Саломеи на фоне приёма монамнезина, и всё же я пообещал Миранде её защищать, и она — та, кого я не предам даже теперь, когда её больше нет.

— Ты хороший человек, — сказала Фредерика Гейден.

— А если бы я был плохим? — вдруг спросил Беккет. — Если бы пилот, который вам нужен, оказался бы никудышным